Потому что если тебе есть, ради чего просыпаться даже после самых лучших снов, - значит, жизнь стоит того, чтобы к ней вернуться.

Меня ждет река.

У берега, подпирая спиной ствол плакучей ивы, стоит броллахан. Стоит и смотрит на меня с изумлением. Неужто, мол, выбралась? А нам уже и не верилось!

Что-то я не чувствую к нему благодарности. Более того, понимаю: ему НУЖНО сделать меня уязвимой. Моя жесткая, иссушенная выживанием душа для него - словно кокосовый орех. Который, если умеючи взяться, можно расколоть и добраться до съедобной мякоти. Сожрать он меня хочет, броллахан этот, вот что. На кокосовое молоко и кокосовую стружку пустить.

Ну уж нет. Не дам я с себя стружку снять. У меня еще много дел, чтобы всякой нечисти поддаваться.

Броллахан, читая мои мысли, поднимает руки вверх.

- Нет-нет, не убивай меня! - И его неуловимое лицо принимает откровенно издевательское выражение. Специально для меня надел - чтоб лишний раз напомнить про мою смертность, ничтожность и бессилие.

- Знаешь, - размеренно произношу я, взвешивая каждое слово, - когда-нибудь и я стану такой же, как ты, сволочной нежитью. Я достаточно нагрешила для подобной участи. И ты уверен, что я не найду на тебя управы, когда окажусь с тобой в одном измерении?

Мы меряем друг друга оценивающим взглядом. Надо признать, мои шансы на победу невелики. Впрочем, как и всегда. Я обычно побеждаю тем, что не погибаю. Удается мне при этом убить врага или не удается - дело второе. Целая шкура дороже чести и мести. С нею у тебя всегда есть вторая попытка.

- Ты никогда не оставляешь своей бравады? - приятно-брюзгливым голосом интересуется броллахан. - Могла бы уже понять: нас твой имидж грубой, бесчувственной амазонки нисколько не впечатляет!

Первый выпад и первый промах! Зажились они здесь, купаясь в родовом сознании зазеркальцев. Настолько, что уж и не воспринимают вкуса современности.

Я не амазонка, я маргинал. Попросту говоря, подонок. Существо, которому плевать на родоплеменные ценности, на богов и тотемов, на предков и потомков, на все, что дорого рожденному в клане и в племени. У меня нет ничего, что требовалось бы защищать - от посягательств темных сил или от загребущих лап соседей. Если, конечно, не считать парочки моих друзей. Хотя признаю: у меня с ними проблем не меньше, чем с парочкой родовых замков, битком набитых фамильными ценностями и отеческими гробами...

И все равно я свободнее амазонки. Свободнее и подлее. Броллахан об этом не знает. Пока. Ничего, пусть это станет для него сюрпризом.

Я сажусь на берегу и смотрю на ивовые ветви, романтически развешанные над черной, бликующей, будто уголь, водой.

- И кого здесь надо убить, чтобы попасть туда, где Дубина? - спрашиваю я деланно безразличным тоном.

- Там, откуда ты пришла, - мягко замечает броллахан, - женщины говорят иначе. С кем, говорят они, здесь надо ПЕРЕСПАТЬ, чтобы получить то, чего я хочу?

- У вас тут что, клуб бестелесных зоогеронтофилов имеется? Всякий желающий со мной переспать, может напороться на дракона или на Черную Фурию - как ему такое понравится?

- А почему ты решила, что уже старуха? - искренне изумляется броллахан.

- Конечно, по сравнению с тобой я даже не дитя. Я эмбрион, - парирую я.

- Нет, не о моем бессмертии речь. Тем более, что никто не бессмертен - ни я, ни держащая нити.

- Вот как? Это надо обдумать на досуге.

- Думай, сколько хочешь. Но мысли о нас тебе ничем не помогут. Ты додумаешься до того, что и прежде нас были... первые. Те, кто лепил этот мир из раскаленного камня и вод, пресных и соленых. И после нас придут они же. Когда не станет ни таких, как я, ни таких, как ты. Но это все... - броллахан делает неопределенный жест, - фитюльки. Игрушки разума. Ты бы лучше к себе обратилась. Вот спроси себя: сколько мне лет?

- Тебе?

- Тебе! Сколько тебе лет, смертная женщина?

- Не помню.