Вот, пожалуй, и все.

«Ненадолго» растянулось на очень даже надолго.

Раз в неделю звонил Келлер, говорил, что он действует, старается арестовать Адана и что ему бы хотелось приехать навестить ее, но это небезопасно. Вечный припев, думает Нора. Гулять ей небезопасно, ходить за покупками и в кино небезопасно, опасно вести хоть какую‑то жизнь.

Всякий раз, когда она спрашивала Кареглазого, можно ли ей пойти куда‑нибудь, ответ был один. Он смотрел на нее своими щенячьими глазами и говорил: «Нет».

– Скажи мне, что тебе нужно, – продолжал Кареглазый, – и я тебе принесу.

И одним из немногих ее развлечений стало отправлять Кареглазого в поход за покупками все более сложными. Она детально описывает ему, какую косметику ей купить, обычно ее непросто разыскать; дает особые инструкции, какого именно оттенка блузка ей требуется; изощренные просьбы о нарядах от известных модельеров из ее любимых бутиков недоступны для мужского понимания.

Он покупает все, кроме платья из бутика в Ла‑Холле.

– Келлер сказал, туда мне заходить нельзя. Это будет...

– ...небезопасно, – заканчивает Нора; и в отместку посылает его купить всякие женские мелочи и нижнее белье. Она слышит, как он заводит мотоцикл и с ревом уносится; несколько часов, пока его нет, Нора наслаждается воображаемыми картинками, как он бродит, краснея, по «Секрету Виктории» и наконец просит помощи у продавщицы.

Но вообще‑то ей не нравится, когда он уходит, потому что тогда она остается наедине с неприятным ей трио телохранителей. Она, не противясь, подыгрывает им, будто не знает их имен, хотя прекрасно слышит из своей комнаты, как они разговаривают друг с другом. Тот, что постарше, – Микки, он ничего, достаточно любезен и приносит ей чай. О'Боп, парень с курчавыми рыжими волосами, странноватый какой‑то, поглядывает на нее так, будто не прочь трахнуть, но к этому Нора привыкла. Тревожит ее всерьез третий – толстяк, который все время лопает из банки персики.

Большой Персик.

Джимми Пиккони.

Они притворяются, будто не помнят друг друга.

Но я помню тебя, думает Нора. Мое первое профессиональное траханье.

И она помнит его жестокость и то, как он использовал ее, будто она так, тряпка для естественных надобностей. Нора прекрасно помнит ту ночь.

А потом она вспоминает и Кэллана.

Не очень скоро, тем более она была под действием наркотиков, когда ее привезли сюда. Но именно Кэллан – Кареглазый – отучал ее от наркотиков, давал ей кусочки льда, когда ей до смерти хотелось пить, а ее от всего рвало; он гладил ее по голове, пока она сгибалась над унитазом, болтал всякую чепуху, когда она мучилась бессонницей, иногда играл с ней в карты ночи напролет; ласково уговаривал ее поесть, готовил для нее тосты и куриный бульон и специально ездил купить ей пудинг «Тапиока» только потому, что она как‑то сказала, что у него соблазнительно загадочное название.

Произошло это, когда Нора почти отошла от наркотиков и чувствовала себя гораздо лучше, вот тут‑то она и вспомнила, где видела его прежде.

Дебют в качестве проститутки, моя вечеринка – премьера, когда меня представили собравшимся клиентам. Я хотела, чтобы он стал моим первым, припоминается ей, потому что он был на вид таким ласковым и добрым, и мне понравились его карие глаза.

– Я помню тебя, – сказала Нора, когда он зашел в ее комнату с ланчем: банан и пшеничные тосты. На лице у него проступило удивление. Он стеснительно пробормотал:

– Я тоже тебя помню.

– Это было так давно.

– Да, давно.

– Много чего случилось с тех пор.

– И то правда.

В общем, хотя ей и было ужасно скучно в ее «заточении», как Нора стала называть свою жизнь тут, на самом деле жилось ей неплохо.