Нет‑нет, недаром эти Люсины слова вызвали восторг у молодого ученого из Владивостока.

– Ваша община – жизнь, о которой мечтал наш народ, мир, ключ к которому был преступно украден!

– Мы не волшебники, мы реалисты. Мы создаем такие условия жизни, которые ограничивают в нас злое и поощряют доброе. Мы убедились, что равенство перед законом, как и перед богом, – насквозь лукавое, а вот равенство во всех материальных возможностях, исключающее борьбу и махинации, как раз и создает простор для индивидуального творчества… Я чувствую душевный уют только здесь, в общине, где вся структура жизни компенсирует мои личные недостатки, уравнивая в лучшем, а не выделяя среди худших. Исключительность – опасна. Именно идея исключительности разжигает ненависть среди народов, маскирует стремления олигархических групп к неограниченной власти. Основное противоречие жизни вовсе не в том, что одни люди плохие, а другие хорошие, – в том, что расистское меньшинство стремится к монополизму собственности и власти и жестоко подавляет народы, отвергая с порога всякую мысль о равенстве. Лишь на границе такой общины, как наша, кончается их господство. И это бесит расистов…

Наступило утро. Время шло ужасно медленно. Графиня Анна очень волновалась, опасаясь оплошностей и провала.

После полудня слуга отвел графиню и Иосифа к озеру. Матрос встретил без обычной радости.

– Видите флаг над башней? Это значит, скоро ожидается сильный ветер. Нет никакого смысла выходить в залив. Покружим здесь.

«Случайность или что‑нибудь заподозрили?» – Иосиф был близок к отчаянию.

Голос Анны чуть дрогнул:

– Поедем, поедем! Мне все здесь опротивело. А небольшая волна – даже интересно.

Матрос поворчал, пропуская графиню и Иосифа в лодку, а потом неторопливо взялся за весла.

– Ладно, будь по‑вашему, – сказал он. – Но я не советую. Здесь, в заливе, набегает неожиданный шквал и переворачивает даже крупные суда.

– Но ведь нет полной уверенности, что будет буря?

Иосиф понимал всю важность ответа на вопрос графини.

– Уверенности, что последует буря, нет. Но тем более нет уверенности, что не переменится погода. Старые люди, которые наблюдают залив в течение многих лет, знают свои приметы: если отроги гор в тумане, жди перемены погоды.

Иосиф почувствовал беспокойство графини. Он понимал, что и ее нервы на пределе.

«Будь что будет, – решил Иосиф. – Может, это даже хорошо, что поднимутся волны и ухудшится видимость…»

Едва вышли из‑за стен крепости в залив, ударил свежий ветер.

– Хорошо, – громко смеясь, прокричала Анна. – Давай быстро, как на крыльях!

Матрос кивнул, потянул за фал, поднял парус: над головой хлопнуло, лодка клюнула носом, но потом выровнялась и понеслась по волнам – к восточной части города. Почти у самого берега развернулась и пошла, по желанию графини, к скалам, прикрывавшим залив со стороны открытого моря.

План побега заключался именно в том, чтобы подойти поближе к этим скалам – тогда дозорные на сторожевых башнях у западного берега залива теряли лодку из виду. Берег у скал был обрывистый, нежилой, так что именно там удобнее всего было постараться как‑либо избавиться от матроса и протащить лодку через узкую протоку; корабль не мог пройти через нее, но небольшая лодка, вероятно, могла: Иосиф не раз убеждался, что за скалами плавают рыбаки.