Услышав пронзительные крики, исполненные ужаса и гнева, я накинула на себя халат и вышла в коридор. Там кто-то громко возмущался, в ответ слышался тихий голос Филиппа.

Пока я стояла у двери своей комнаты в сомнении, что же мне делать, мимо меня пронеслась одна из служанок.

— Что случилось? — крикнула я.

— Улитки в постели госпожи.

Я вернулась в комнату и в задумчивости опустилась на кровать. Это был ответ Женевьевы на происки Клод. Выговор она приняла довольно сдержанно, или сделала вид, что приняла, втайне замышляя месть. Теперь надо ждать неприятностей.

Я пошла к ней в комнату и тихо постучала. Ответа не последовало, поэтому я вошла — она лежала на кровати, притворяясь спящей.

— Бесполезно делать вид, что вы спите, — сказала я.

Она открыла один глаз и, увидев меня, засмеялась.

— Вы слышали, как она вопила, мисс?

— Это все слышали.

— Представляете, какое у нее было лицо, когда она увидела их!

— На самом деле, это не очень смешно, Женевьева.

— Бедная мисс. Мне всегда жаль людей, у которых нет чувства юмора.

— А мне жаль людей, которые разыгрывают бессмысленные шутки, за которые им самим придется расплачиваться. Как вы думаете, что за этим последует?

— Она научится заниматься своими делами и не совать свой нос в чужие.

— Все может обернуться не так, как вы думаете.

— О, перестаньте! Вы такая же, как она. Она пытается запретить мне встречаться с Жан-Пьером и другими. А я говорю вам, что у нее ничего не выйдет.

— Если ваш отец запретит вам…

Она выпятила нижнюю губу:

— Никто не запретит мне видеться с Жан-Пьером… и с остальными.

— Для этого нужно не устраивать глупые фокусы с улитками, недостойные взрослой девушки.

— Неужели? Вы что, не слышали, как она вопила? Она же испугалась. Так ей и надо.

— Надеюсь, вы не рассчитываете, что это вам сойдет с рук?

— Она может делать, что хочет. А я буду делать, что я хочу.

Я поняла, что разговаривать с ней бесполезно и ушла. Но беспокойство мое возрастало: не только из-за ее глупого поведения, от которого она только пострадает, но и из-за ее растущего увлечения Жан-Пьером.

Когда на следующее утро я работала в галерее, туда заявилась Клод. На ней был темно-синий костюм для верховой езды и такого же цвета шляпка. Глаза ее приобрели темно-синий цвет — я знала, что она взбешена и пытается скрыть это.

— Этой ночью произошла безобразная сцена, — сказала она. — Наверное, вы слышали.

— Кое-что слышала.

— Поведение Женевьевы достойно сожаления. Это не удивительно, принимая во внимание компанию, с которой она общается.

Я удивленно подняла брови.

— И я считаю, мадемуазель Лоусон, что в некотором смысле виноваты и вы. Это ведь со времени вашего приезда она водит дружбу с виноградарями.

— Эта дружба не имеет ничего общего с ее плохим поведением. Оно было плачевным и до моего приезда.

— Я убеждена, что ваше влияние не приведет к добру, мадемуазель Лоусон, поэтому я прошу вас покинуть наш дом.

— Покинуть!

— Да, так будет гораздо лучше. Я прослежу, чтобы вам заплатили, а мой муж может помочь вам подыскать работу. Я не принимаю никаких возражений. Мне бы хотелось, чтобы вы уехали в течение двух часов.

— Но это нелепо. Я не закончила работу.

— Мы найдем кого-нибудь, кто ее закончит.

— Вы не понимаете. У меня свои методы. Я не могу оставить эту картину, пока не закончу ее.

— Я здесь хозяйка, мадемуазель Лоусон, и я настаиваю, чтобы вы уехали.

Как она уверена в себе! Неужели у нее есть на то причины? Неужели она имеет на графа такое влияние и уверена, что любая ее прихоть будет выполнена.