— Детская ниже.

— А это?..

— Это была комната бабушки Женевьевы.

Я взглянула на окно с решеткой.

— Я ухаживала за ней, пока она не умерла, — сказала мадам Лабисс.

— Она была больна?

Мадам Лабисс холодно кивнула. Вы слишком любопытны — словно говорила она мне. В прошлом она не выдавала секретов, потому что ей за это хорошо платили; теперь она не собиралась рисковать своим будущим, выбалтывая их.

— Мадемуазель Женевьевы здесь нет, — сказала она и, повернувшись, вышла из комнаты. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ней.

Она оказалась права — Женевьева пряталась в саду. Только после того, как дед ее умер, она вернулась в дом.

Все семейство поехало в Каррфур на пышные похороны. Я осталась в замке. Нуну тоже не ездила; у нее случился приступ мигрени, а в таких случаях она ни на что не была способна. Я догадалась, что это событие пробудило в ней слишком много болезненных воспоминаний.

Женевьева ехала в одном экипаже с отцом, Филиппом и Клод; и когда они отбыли, я пошла проведать Нуну.

Нашла я ее, как и предполагала, в полном здравии; я спросила, можно ли мне остаться и побеседовать с ней.

Она ответила, что рада моему обществу, я сварила кофе и мы с ней присели.

Тема Каррфура и прошлой жизни одновременно и притягивала и пугала ее.

— Мне кажется, Женевьева не испытывала большого желания ехать на похороны, — сказала я.

Она покачала головой:

— Было бы хорошо, если бы ей не пришлось это делать.

Мы печально посмотрели друг на друга. Мне хотелось сказать ей, что притворством мы ничего не добьемся.

— Когда в последний раз я была в этом доме, я видела комнату ее бабушки. Очень странная комната. Похожа на тюрьму. Она, видимо, это тоже чувствовала.

— Откуда вы знаете? — удивленно спросила она.

— Она сама это сказала. Глаза ее округлились от ужаса:

— Она… сказала вам… Как…

Я покачала головой:

— Не пугайтесь — она не восстала из мертвых. Она написала на стене, что она — узница. Я видела надпись. Ее действительно держали там против воли? Вы должны знать. Вы там были.

— Она была больна. Ей приходилось все время быть в этой комнате.

— Странная комната для больной… на самом верху дома. Прислуге, должно быть, трудно было… подавать все наверх.

— Вы очень практичны, мисс: о таких вещах думаете.

— Думаю, что и слуги были того же мнения. Но почему она считала себя узницей? Ей не разрешалось выходить?

— Говорю вам: она была больна.

— Больные — не заключенные. Нуну, расскажите мне обо всем. Я чувствую, что это важно… для Женевьевы.

— Как это? На что вы намекаете, мисс?

— Говорят, понять все — значит, узнать все. Я хочу помочь Женевьеве. Я хочу сделать ее счастливой. Она получила странное воспитание. Дом, где жила ее мать, этот замок… и все, что произошло. Вы должны понимать, что все это могло повлиять на ребенка… на такого впечатлительного, нервного ребенка. Я хочу, чтобы вы дали мне возможность помочь ей.

— Я сделаю все на свете, лишь бы помочь ей.

— Умоляю, расскажите мне все, что вам известно, Нуну.

— Но я ничего не знаю… ничего…

— Но ведь Франсуаза вела дневники? Вы не все их мне показывали.

— Они не предназначены для чужих глаз.

— Нуну… ведь есть же другие… более откровенные?.. Она вздохнула, и сняв ключ со связки на поясе, открыла шкаф.