Изменить размер шрифта - +

Мы прошли в комнату, которую я видела раньше. Старик лежал на тюфяке, мадам Лабисс, видимо, пыталась устроить его поудобнее. Она укрыла его покрывалом и поставила в комнате небольшой столик и стулья. На полу даже коврик лежал. Но голые стены, единственным украшением которых служило распятие, да еще скамеечка для молитвы в углу, делали комнату похожей на монашескую келью.

Старик, голова которого покоилась на подушке, представлял собой жалкое зрелище: глаза глубоко ввалились, нос заострился. Он был похож на хищную птицу.

— Мадемуазель Женевьева, месье, — проговорила мадам Лабисс.

На лице его промелькнуло выражение, по которому я догадалась, что он узнал ее. Губы его шевельнулись, речь звучала глухо и невнятно.

— Внучка…

— Да, дедушка. Я здесь.

Он кивнул, и перевел взгляд на меня. Очевидно, левый его глаз не видел — он казался мертвым, но правый глаз замечал все.

— Подойди ближе, — сказал он, и Женевьева двинулась к его постели. Но он продолжал смотреть на меня.

— Он говорит вам, мисс, — прошептала Женевьева. Мы поменялись с ней стульями, я села поближе к нему — похоже, это его удовлетворило.

— Франсуаза, — сказал он. Тогда я поняла, что он принял меня за мать Женевьевы.

— Все в порядке. Пожалуйста, не волнуйтесь, — сказала я.

— Не надо… — бормотал он. — Будь осторожней. Смотри…

— Да, да, — успокаивающим тоном говорила я.

— Не нужно было выходить замуж… за этого человека. Я знал… что это плохо…

— Все хорошо, — старалась уверить его я.

Лицо его исказилось.

— Ты должна… Он должен…

— О, мисс, — произнесла Женевьева, — я этого не вынесу. Я сейчас вернусь. Он бредит. Он даже не узнал меня. Мне оставаться?

Я покачала головой, и она ушла, оставив меня в этой странной комнате наедине с умирающим. Я поняла, что он заметил ее исчезновение, и ему стало легче. Казалось, он собирается с мыслями.

— Франсуаза… Держись от него подальше… Не позволяй ему…

Он изо всех сил старался убедить меня в чем-то, и я старалась понять значение его слов, потому что говорил он о графе, и я чувствовала, что в этой самой комнате я могу раскрыть тайну смерти Франсуазы. И больше всего на свете я хотела доказать, что ее муж был непричастен к ее смерти.

— Почему? — спросила я. — Почему я должна держаться подальше от него?

— Такой грех… такой грех… — простонал он.

— Вам не нужно расстраиваться, — сказала я.

— Вернись сюда… Уезжай из замка. Там только несчастье и погибель… для тебя.

Усилие, потребовавшееся для такой длинной речи, казалось, истощило его силы. Он закрыл глаза. Я пришла в отчаяние — ведь он мог столько поведать мне.

Вдруг он открыл глаза.

— Онорина, ты так прекрасна. Наше дитя… что станет с ней? О, грех… грех.

Силы вновь покинули его. Казалось, он умирает. Я пошла к двери позвать Мориса.

— Конец близок, — сказал Морис.

Лабисс посмотрела на меня и кивнула.

— Мадемуазель Женевьеве нужно быть здесь.

— Я пойду и приведу ее, — сказала я, радуясь возможности уйти из комнаты, в которой витала смерть.

Идя по коридору, я поразилась царившей в нем темноте. Здесь витала смерть. Я ощущала ее. Было такое впечатление, будто из этого дома изгнали свет, будто здесь грешно было смеяться и быть счастливым. Как могла бедная Франсуаза жить в таком доме? Как она, должно быть, была рада убежать отсюда в замок!

Я дошла до лестницы и остановилась у ее подножия, глядя вверх.

Быстрый переход