— Возможно.

Он спешился и стоял, глядя на виноградники.

— У нас будет невиданный урожай, — сказал он. — Вы когда-нибудь видели, как собирают виноград?

— Нет.

— Уверен, вам понравится. Теперь уже недолго осталось ждать. Вам не хотелось бы заглянуть под навесы? Вы увидите, как делают корзины. Все так волнуются.

— Мы им не помешаем?

— Нет-нет. Им приятно думать, что все разделяют их волнение.

Он повел меня по тропинке к навесам, без конца разговаривая о винограде. Он сказал, что не видел сбора урожая вот уже несколько лет. В его обществе я чувствовала себя неловко. Теперь я смотрела на него как на слабовольного участника отвратительного сговора… Но мне никак не удавалось найти подходящий повод, чтобы покинуть его.

— В прошлом, — говорил он, — я подолгу— жил летом в замке, и помню, как собирали урожай. Сбор продолжался до поздней ночи, и я вылезал из постели и слушал, как они пели, когда давили виноград. Восхитительно.

— Охотно верю.

— О, мадемуазель Лоусон. Никогда не забуду, как мужчины и женщины залезали в котел и танцевали на винограде. А музыканты играли песни, и они танцевали и пели. Помню, как они погружались все глубже и глубже в лиловый сок.

— Поэтому вы так ждете нынешнего урожая.

— Да, но, наверное, в юности все впечатления гораздо ярче. Но, может быть, из-за сбора винограда я и решил, что замок Гейяр — самое прекрасное место на свете, единственное, где мне хотелось бы жить.

— Ну, теперь ваше желание исполнилось.

Он молчал, а я увидела горькие складки вокруг его рта. Интересно, как он относится к связи графа и своей супруги. В его облике было что-то женственное, что как будто подтверждало слова Клод, а сходство с кузеном лишь подчеркивало противоположность их характеров. Можно было поверить тому, что больше всего ему хотелось жить в замке, владеть замком, носить титул графа де ля Талль, и на все это он обменял свою честь — женился на любовнице графа и примет незаконного сына графа как своего… и все это ради того дня, когда в случае смерти графа он будет Властелином Замка; я была уверена, если бы он не принял условия, поставленные графом, ему бы никогда не позволили стать наследником.

Мы разговаривали о винограде, о сборе урожаев, которые он помнил с детства; когда мы пришли к навесам, мне показали приготовленные корзины, а Филипп беседовал с работниками.

Он проводил меня до замка, и я подумала о том, какой он все же дружелюбный, сдержанный, немного печальный, и поймала себя на мысли, что ищу ему оправдания.

Я вернулась в свою комнату и сразу поняла, что в мое отсутствие там кто-то был: книга, которую я оставила на тумбочке у изголовья, лежала на туалетном столике.

Я подошла и подняла ее, открыла ящик. Все, кажется, в порядке. Открыла шкаф. Все на месте.

Но книгу явно кто-то трогал.

Наверное, подумала я, кто-то из слуг заходил. Зачем? Обычно в это время они занимались совсем другими делами.

И тогда в воздухе я уловила слабый аромат духов: хорошо знакомый, мускусно-розовый запах. Чарующий аромат духов Клод.

Теперь я была уверена, что в мое отсутствие Клод побывала в моей комнате. Но зачем? Может быть, она знала, что ключ у меня, и приходила проверить, не спрятан ли он где-нибудь в комнате?

Я сквозь одежду нащупала ключ в кармане. Он был на месте. Запах исчез. Потом возник опять — слабый, неуловимый, но вполне ощутимый.

На следующий день служанка принесла в мою комнату письмо от Жан-Пьера, в котором говорилось, что он должен видеть меня безотлагательно. Он хотел говорить со мной наедине, поэтому просил прийти на виноградник как можно быстрее, — там мы могли бы побеседовать спокойно.