— Добрый день, — сказала я.

Он сделал несколько шагов вперед. Он был моложе, чем мне представлялось, на год или два старше меня… может быть, моего возраста.

— Несомненно, — сказал он, — вы будете любезны объясниться.

— Разумеется. Я приехала для работы над полотнами, требующими внимания реставратора.

— Нам представлялось, что сегодня приедет месье Лоусон.

— Это было бы совершенно невозможно.

— Он приедет позже?

— Он умер несколько месяцев назад. Я его дочь, и продолжаю работу над его заказами.

Вид у него был озабоченный. «Мадемуазель Лоусон, эти картины имеют большую ценность…»

— Если бы они ее не имели, вряд ли стоило бы их реставрировать.

— Мы можем доверить их только специалистам, — сказал он.

— Специалист — это я. Вам рекомендовали моего отца. А я с ним работала. В действительности, он больше занимался реставрацией зданий… над картинами же работала я.

«Это конец», — пронеслось в моей голове. Он раздражен — я поставила его в неловкое положение. Он, конечно, не позволит мне остаться. Я сделала отчаянную попытку. «Вы слышали о моем отце. Это значит, вы слышали и обо мне. Мы работали вместе.»

— Вы не объяснили.

— Я решила, что дело срочное. Я сочла необходимым безотлагательно явиться по вызову. Если бы отец принял заказ, я бы приехала с ним. Мы всегда работали вместе.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал он.

Я села на стул с высокой резной спинкой, на котором можно сидеть только прямо, а он уселся на диван, вытянув ноги.

— Не думаете ли вы, мадемуазель Лоусон, — медленно произнес он, — что, если бы вы сообщили о смерти вашего отца, мы бы отказались от ваших услуг?

— Я считала, что вашей целью была реставрация картин, и у меня сложилось впечатление, что здесь важнее работа, а не пол реставратора.

Опять та же самонадеянность, которая на самом деле была лишь внешним проявлением моего волнения! Я была уверена, что он собирается отказать мне. Но мне нужно было бороться за свой шанс, потому что я знала — если только я смогу получить его, я покажу им всем, на что я способна.

На лбу его появились морщины, как будто он старался прийти к какому-то решению, украдкой же он наблюдал за мной. Он невесело усмехнулся и сказал:

— Странно, что вы не написали и не сообщили нам…

Я встала. Мое достоинство требовало этого.

Он тоже встал. Никогда еще я не чувствовала себя такой несчастной, как в тот момент, когда с надменным видом шла к двери.

— Одну минуту, мадемуазель.

Он заговорил первым. Это было похоже на маленькую победу.

Не оборачиваясь, я взглянула через плечо.

— С нашей маленькой станции идет только один поезд в день. В девять утра. Вам нужно будет проехать около десяти километров, чтобы сесть на парижский поезд.

— О! — испуг невольно отразился на моем лице.

— Вот видите, — продолжал он, — вы поставили себя в очень неловкое положение.

— Я не думала, что к моим рекомендациям отнесутся пренебрежительно, даже не взглянув на них. Я никогда раньше не работала во Франции и была совершенно не подготовлена к такому приему.

Это был хороший ход. Он ответил на вызов.

— Мадемуазель, я уверяю вас, во Франции к вам отнесутся так же учтиво, как и в любом другом месте.