В феврале я окончил колледж, отец предоставил мне стол и пост в своем «Торнтон пасифик энтерпрайзис корп.», но пляж пришелся мне куда больше по душе.
Отец следил за тем, чтобы все мы — я и трое братьев вставали рано. Но в то утро братья отправились по делам, а я сбежал покататься на волнах прибоя.
Был отличный прилив, шумели волны, а небо сияло почти безоблачной синевой…
В этот ранний час на берегу не было никого, но чуть позднее появятся мои приятели. Я скользил на больших волнах уже с полчаса, когда одна из них накрыла меня, сбросила с доски, и я стал захлебываться, с трудом выгребая из-под многотонной, пенящейся водяной громады. Слава богу, мне удалось выбраться и даже вытащить на песок свою доску. Я растянулся под ласковым солнцем и стал любоваться великолепными пенными громадами.
Вскоре это зрелище мне надоело, я включил портативный телевизор, который принес с собой. Шел боевик, я его уже видел прежде, но можно было и еще разок посмотреть.
Но тут в кармане моего халата зажужжал зуммер — ясно, кто меня вызывал. И конечно, когда я вытащил видеофон и включил его, с крошечного экрана на меня, подобно грозовым тучам над подветренным склоном гор нашего острова, воззрился отец.
— Если не трудно, оторвись, пожалуйста, от пляжа, ты нужен мне в офисе.
— Я тебе нужен?
Мое удивление вызвало у него подобие улыбки.
— Представь себе, нужен. Твои братья не справляются со всеми нашими делами. Езжай-ка сюда и немедленно.
— Может, дело подождет до ленча? Сейчас придут друзья, и…
— Нет, — сказал отец. — Сейчас, если не возражаешь.
Ну, если уж отец заговорил таким тоном и с таким выражением лица, лучше не спорить. Я оставил приятелям телевизор и доску и поплелся домой. Быстро принял душ, переоделся и вызвал машину. Через пять минут я уже мчался по дороге к основной магистрали. Поставил машину на автоматическое управление — не потому, что движение на дороге было плотное, просто хотел досмотреть вестерн. Но я опоздал: вестерн кончился, передавали новости. «Над тихоокеанскими подводными шахтами „Торнтона“ вновь разразился шторм, — оживленно комментировал диктор, — два человека пропали без вести». «Только два — из шестисот инженеров и техников», — добавил он.
Теперь понятно, почему хмурился отец.
Но при чем здесь я?
Еще несколько минут езды по автостраде, и машина остановилась у здания «Торнтон пасифик».
Когда я вошел в просторный, покрытый ворсистым ковром отцовский кабинет, отец стоял у широкого, во всю стену, окна и угрюмо смотрел на сверкающий океан. Он обернулся, и, как всегда при взгляде на меня на его лице появилось страдальческое выражение.
— Мог бы по крайней мере надеть на себя что-нибудь поприличнее.
— Но ведь и ты в шортах, — возразил я.
— Это костюм делового человека, а в твоем — только в цветущих садах фланировать.
— Я надел первый попавшийся: ты же меня торопил.
— Тебе полагалось быть здесь, на своем рабочем месте, а не на пляже.
Пришлось состроить постную мину.
— Джереми, это же твое дело, такое же, как мое и твоих братьев. Почему ты не интересуешься им? Твои братья…
— Да нечего мне здесь делать, отец! Во всяком случае, ничего интересного для себя я не нахожу. Вы и без меня прекрасно обходитесь.
— Ничего интересного? — Он был и удивлен, и разгневан. Вести первые в мире подводные разработки — не интересно? Первые в мире межконтинентальные пассажирские ракеты — не интересно?
Я пожал плечами.
— Рутина, отец. Все новое, трудное вы уже сделали. |