— Да, я убеждена в этом, — твердо проговорила Ребекка. — Я видела ее за несколько минут до гибели. Она была чем-то или кем-то очень напугана. Я помню ее глаза. Ошибки быть не может. Я также уверена, что человек, который на моих снимках открывает окно, и есть убийца.

Стирлинг негромко присвистнул:

— Но полиция считает, что она выпала из окна случайно?

— Да. Детектив даже сообщил, что у них имеется свидетель, который видел это своими глазами.

— Тебе не кажется, что на этом вопрос можно считать исчерпанным? Откуда твоя уверенность в обратном? Пойми, эти твои фотографии ничего не доказывают. Ну да, на них изображен человек, скорее всего слуга, который открывает окно в душной комнате, чтобы ее проветрить. Это его работа… — Стирлинг осторожно подбирал слова и выдерживал мягкий тон. Он видел, что Ребекка находится на грани срыва, но в то же время считал, что она заблуждается в своей оценке случившегося.

Она медленно покачала головой.

— Ты очень логичен… Но дело в том, что я уверена — понимаешь, уверена! — в своей правоте. Это наитие. Я не могу объяснить его природу. Может быть, это естественная ответная реакция на суетливые потуги вице-президента треста «Толлемах» Брайана Норриса представить происшедшее в виде банального несчастного случая. До приезда полиции он развил поистине бурную деятельность, призывая всех поддержать его версию. Честное слово, все это здорово смахивало на фабрикацию алиби.

— Хорошо, но что ты теперь собираешься делать?

— Так а что я могу, собственно? С полицией все ясно.

Стирлинг поскреб ногтем переносицу.

— Как насчет сэра Эдварда?

— Мне бы не хотелось его беспокоить, Стирлинг. Вчера ночью он был так потрясен случившимся, что заперся в спальне и не показывался оттуда. И потом я ведь свое дело сделала, восемь пленок отщелкала. Под каким предлогом я могу теперь у него появиться?

Ребекка встала с дивана и, подойдя к окну, выглянула на улицу. Когда она через минуту обернулась, ее лицо было белым как полотно, а на лбу выступила испарина.

— Как ты считаешь, она что-то предполагала заранее? То есть… знала ли, чувствовала ли, что с ней должно произойти? Мне так показалось. Интересно, какие мысли пронеслись у нее, прежде чем… прежде чем она ударилась о землю?

Он выпрямился, подошел к ней и вновь крепко обнял.

— Прекрати, милая.

Глаза Ребекки мгновенно наполнились слезами и заблестели.

— Но я не могу… не могу! Тот ее крик, такой дикий… от него у меня всю душу вывернуло наизнанку! А когда она вбежала в гостиную к сэру Эдварду и что-то пыталась сказать? У нее были такие глаза… Она знала, что через несколько минут ее не станет! Знала!

Ребекка спрятала лицо в ладонях, мысленно ставя себя на место несчастной Мариссы и переживая весь ее ужас. Особенно последние мгновения. Очнувшись, Ребекка поняла, что Стирлинг гладит ее по волосам и прижался щекой к ее влажной от слез щеке.

— Куда ты сорвалась, девочка? Присядь. Ты измучена, у тебя шок.

Он вновь усадил ее на диванчик, но Ребекка перестала плакать и совладала с собой не сразу, а лишь спустя еще несколько минут. Наконец она вытерла лицо большим носовым платком, который он подал ей, и даже попыталась улыбнуться.

— Прости… Последний раз это было со мной в детстве.

Стирлинг мягко улыбнулся:

— Тебе нужно было выпустить пар. Воображаю, какую душевную травму нанесла тебе эта ночь! Отправляйся домой и как следует выспись. Сейчас принесут еду, и я посажу тебя в такси.