— Приготовиться лечь на другой галс, — скомандовал он, и матросы закричали «ура», увидев, что бой окончен и «Святая Перпетуя» снова берет курс на Англию.

Но победа далась не без потерь. Была повреждена верхняя палуба, резьба, которой, должно быть, очень гордились трудившиеся над ней мастера, оказалась во многих местах ссечена и смята, в парусах зияли прорехи. На палубе, среди обломков, лежали люди, сраженные испанскими ядрами.

Родни подумал, что их не так мало, и тут воскликнул в ужасе, увидев среди них Гэдстона.

Молодой офицер полулежал, прислонясь спиной к борту, поджав ноги, а красное пятно на груди, быстро расплывавшееся по камзолу, говорило само за себя. Рядом с ним на коленях стояла Лизбет. Только сейчас до Родни дошло, что она находилась на палубе с самого начала сражения.

Когда Лизбет подбежала к первому упавшему человеку, то обнаружила, что он мертв. В грохоте пушек она едва расслышала, как к ней обращается матрос:

— Мастер Гэдстон, сэр! Он упал!

Лизбет кинулась на другой конец палубы. Пока она бежала, в плечо ей ударила щепка, но застряла в пышном буфе и не поранила тело. Лизбет только почувствовала укол, но не обратила на это внимания. Все ее мысли были заняты Гэдстоном.

Она присела рядом с ним, инстинктивно пригибая голову.

— Мы славно их отделали, да? — с усилием проговорил молодой человек.

— Еще как славно, — ответила Лизбет.

— Вот это победа! — Он пытался бодриться, но слова давались ему все с большим трудом. — Мы победили этих проклятых ис…

Голос его прервался, он упал на руки Лизбет, и она поняла, что он умер, но продолжала прижимать к груди его голову, не зная, что еще может сделать. Она была оглушена грохотом, потрясена видом убитых и умирающих вокруг людей. Она поймала себя на том, что громко молится, продолжая прижимать к себе тело Гэдстона…

Спустя долгое время Лизбет открыла глаза и увидела, что рядом с ней стоит Родни, и поняла, что молилась не о себе, а о нем. Наступившая тишина болезненно давила на уши. Глаза жгло от дыма, горло першило. Лизбет закашлялась и тут заметила, что плачет, сама того не желая.

Она почувствовала, что Родни помогает ей встать, услышала, как он распоряжается, чтобы унесли тело Гэдстона. Потом он повел Лизбет в ее каюту. Здесь царил страшный беспорядок. Картины попадали со стен, стулья опрокинулись, позолота осыпалась на ковер.

— Выпейте вина, — негромко сказал Родни, и его спокойный тон привел ее в себя быстрее, чем коричневатое чилийское вино, которое он заставил ее выпить.

— Сидите здесь, — велел Родни. — Мне надо вернуться на палубу. Меня ждут дела…

Он ушел, едва договорив фразу, но через несколько минут Лизбет последовала за ним.

— У нас пятнадцать убитых и тридцать раненых, — сообщил ей мастер Ганнер.

Это было ее дело, и Лизбет приступила к нему, отметив, что условия на «Святой Перпетуе» гораздо лучше тех, с которыми она столкнулась на «Морском ястребе». Сразу же после того, как они захватили «Святую Перпетую», она осмотрела каюту хирурга и порадовалась тому, что там обнаружила.

На этот раз можно было не выпрашивать у Родни aqua vitae, у испанцев имелся специальный уксус для промывания ран и для компрессов, и Лизбет уже испытала его действие на матросах, которые получали порезы и ссадины, исполняя свои рутинные обязанности. Здесь нашлись и скатанные в аккуратные рулоны полосы полотна для перевязок, коробочки и баночки с лечебными мазями и настойками.

Некоторые из них были незнакомы Лизбет, чтобы она могла без риска воспользоваться ими, в целебных свойствах других она уже успела убедиться.