Прикоснувшись к Фатер розовой веревкой, Бен прикоснулся к ней смертью. Но, поскольку то была не ее собственная смерть, она оставалась к ней невосприимчива и смогла испытать в чистом виде, что это такое. Она чувствовала то же, что чувствует каждое живое существо в первые мгновения после смерти: невообразимый покой, невесомость и радостную свободу души, покидающей тело, так долго ее обременявшее.

Ликование, которое она испытывала, никак не отображалось на ее лице. Оно заходило вглубь, много глубже выражения лица. Она выглядела ошеломленной и только.

— Ты коснулся ее этим туманом, Бен! Как она должна это понять? Нет, правда, как ей это понимать? — настойчиво спрашивала Лин.

— Лин, она имеет право узнать кое-что из этого опыта.

Обхватив рукой плечи Фатер, он поддерживал ее, пока не почувствовал, что к ее телу вернулись силы. Она посмотрела на него пустым взглядом, как на фонарный столб.

Неподалеку была припаркована машина. Он подвел ее к ней, решив, что ей лучше опереться на что-то, прежде чем они продолжат путь.

— Что он сделал не так, Лин? — спросил Лоцман, подойдя к привидению. — Почему ты на него разозлилась?

— Он показал ей нечто такое, чего ей не следовало видеть.

— Коснувшись ее веревкой из розового тумана?

— Да, — кивнула Лин. — Это была его смерть, так что ей она не повредит, но все же ему никогда не следовало этого делать.

— А что происходит, если тебя касается туман, предназначенный для кого-то другого?

— Покажи то же самое Лоцману, Бен, — сказала Лин. — Пусть узнает, его это тоже касается.

Убедившись, что с Фатер все в порядке, Бен оставил ее прислоненной к машине. Поднял веревку, лежавшую на земле поблизости. Поднося ее к собаке, он еще раз взглянул на Лин, проверяя, всерьез ли та говорит.

— Да, давай.

Он коснулся веревкой макушки Лоцмана и отступил. Пес взвизгнул и сел.

— Теперь меня. Коснись и меня.

— Зачем?

— Делай, что я тебе говорю!

Лин протянула к нему руку. Он коснулся ее розовой веревкой. Она ничего не почувствовала. Никакой реакции не последовало. Глядя прямо на него, она даже не моргнула.

— Ничего. Так я и знала. Я ничего не чувствую. Я не вижу веревки. Почему, Бен? Ты знаешь? Если да, то скажи мне. Я должна знать.

Он не стал ничего утаивать.

— Потому что твои силы пропали. Теперь ты почти обычный человек. Я понял это, как только ты появилась в ванной. Если какие-то из твоих сил и остались, то и они скоро пропадут. Ты больше не можешь на них рассчитывать.

Услышав такую новость, Лин не выразила никаких чувств. Ей только хотелось знать правду, чтобы свыкнуться с ней.

— Откуда тебе это известно?

Он положил руку себе на темя.

— Мне ничего не известно — только какой-то части меня. Части, которой я не знаю или не контролирую. Это она перенесла меня сюда из леса в Крейнс-Вью. Я этого не делал. И не имею к этому никакого отношения. Уверен, это та же часть, что не дала мне умереть, когда я зимой ударился затылком. У меня нет ни малейшего представления, что она собирается делать дальше. Я не знаю ни что она такое, ни где она во мне находится. Но она взяла верх, она теперь мной верховодит. Она во мне, она моя, но будь я проклят, если знаю, что это такое. Вот так мне стало известно, что Даньелл поступит сейчас так, что это может принести ей вред; это просто нашло на меня, как туча на солнце. Сам я ничего не знаю.

Лин отвечала ровным уверенным голосом, потому что у нее не было сомнений в своей правоте:

— Твоя воля опережает твое сознание.