– Почему?

– Видеозапись матери, встречающейся неизвестно с кем в отеле и вытворяющей там бог знает что… Это может повлиять на мнение судьи.

Майрон задумался, чувствуя, что тут что-то не сходится.

– Во-первых, ты заранее считаешь, что судья – мужчина, и притом неандерталец. Во-вторых… – Он пожал плечами. – Все-таки сейчас не девятнадцатый век. Разведенная женщина вступает в связь с другим мужчиной? Кому какое дело?

– Не знаю, Майрон.

– Других новостей нет?

– Пока нет. Но я над этим работаю.

– Ты знаешь Фиону Уайт?

– Жену Леона? Мы с ней здороваемся. А что?

– Она была моделью?

– Моделью? – Одри усмехнулась. – Ну, можно и так сказать.

– Девушкой месяца?

– Да.

– Когда именно?

– Не знаю. А что?

Майрон рассказал ей об электронном письме. Он был уверен, что «Ф.» означала Фиону, а Себэби – сокращение от «бэби» и сентября, месяца, в котором она появилась на обложке. Одри жадно ловила каждое слово.

– Я могу выяснить, – проговорила она. – Посмотрим, была ли она девушкой сентября.

– Это важно.

– По крайней мере, теперь многое становится понятно, – продолжила журналистка. – Насчет размолвки между Даунингом и Леоном.

Майрон кивнул:

– Ладно, мне пора бежать. Джессика ждет на улице. Держи меня в курсе.

– Приятного вечера.

Болитар снял форму, сбросил полотенце и начал одеваться. Он размышлял о тайной подружке Грега, которая жила в его доме. Фиона Уайт? Если так, то понятно, почему Даунинг держал все в секрете. Но знал ли об этом Леон Уайт? Знал, судя по его размолвке с Грегом. А что дальше? Как это связать с долгами Даунинга и шантажом Лиз Горман?

Ладно, парень, не спеши. Забудем пока о долгах. Допустим, Лиз Горман раскопала на Грега еще какой-то компромат, почище того, о котором знали Бокс и Костолом. Например, она выяснила про его роман с женой лучшего друга, а потом решила шантажировать Бокса и Грега. На что пошел бы Даунинг, чтобы скрыть от своих поклонников это предательство? И на что пошел бы Бокс, чтобы не дать взорваться этой бомбе посреди сезона?

Есть о чем подумать.

Глава 27

Майрон остановился у светофора, отделявшего Саут-Ливингстон-авеню от Джи-эф-кей-паркуэй. За последние тридцать лет этот перекресток почти не изменился. Справа, как всегда, высился кирпичный фасад ресторана «Неро». Правда, раньше он назывался «Закусочная Джимми Джонсона», но это было лет двадцать пять назад. На противоположной стороне торчали все та же старая бензозаправка, пожарное депо и какой-то незастроенный участок.

Он свернул на Хобард-Гэп-роуд. Семья Болитаров переехала в Ливингстон, когда Майрону было всего шесть недель. По сравнению с другим миром время здесь почти не двигалось. Целыми десятилетиями, оглядываясь по сторонам, он видел одни и те же знакомые дома. Ничего нового не появлялось. Сколько ни смотри, везде всегда одно и то же. Никакого умиления это в нем не вызывало – скорее удивление.

Повернув на маленькую улицу, где отец когда-то учил его кататься на велосипеде с «бэтменовскими» отражателями, Майрон пытался по достоинству оценить места своего детства. Кое-что все-таки изменилось, но в сознании Майрона городок застыл на уровне 1970-х годов. Его родители до сих пор, как плантаторы-южане, называли дома соседей по фамилиям их бывших владельцев. Например, Рэкины уже лет десять не жили в доме Рэкинов. Майрон понятия не имел, кто теперь поселился в доме Киршнеров, или Ротов, или Паркеров. Так же, как Болитары, Киршнеры и Роты переехали сюда, когда все здания были еще новыми, по соседству жили прежние обитатели фермы Шнеткмана, а сам Ливингстон, стоявший в двадцати пяти милях от Нью-Йорка, считался чуть ли не таким же захолустьем, как западная Пенсильвания.