— Я взял напрокат машину в аэропорту, — предвосхищает он мой вопрос. — Заехал к другу принять душ и оставил документы, для пущей сохранности.

К нам тем временем подошел бармен и терпеливо ждет, чтобы принять заказ. Родни спроваживает его властным тоном, которого я за ним не помню.

— Так что же, — продолжает он, — Элизабет и в самом деле отрицает, что вы ее муж? И как вы это объясняете?

— Я поговорил с ней с глазу на глаз вчера утром. Тот тип, что выдает себя за меня, заставляет ее лгать шантажом, или она с ним в сговоре, не знаю…

— Мадам Караде мне об этом не говорила.

— Я не все сказал мадам Караде. Да и то, кажется, сказал слишком много: ее машину только что взорвали.

Он вздрагивает, приоткрыв от изумления рот.

— Кто-то хочет нас убрать, Родни.

— Когда это случилось?

— Час назад.

— Она жива?

Я киваю. Мюриэль сразу помчалась за сыном в школу и за дочерью в парикмахерский салон; сейчас они в безопасности у ее подруги, и я запретил ей пользоваться мобильным телефоном.

— В голове не укладывается, что в «Монсанто» могли так на вас ополчиться! — не верит Родни.

Судя по всему, Мюриэль выложила ему все.

— Родни… кто-нибудь знает, что вы в Париже?

— Один человек знает, — кивает он, потупившись.

— Кто?

— Мой друг, у которого я остановился.

— Вы за него ручаетесь?

Неопределенный жест, поджатые губы. Родни холостяк, живет, насколько я знаю, один, но я никогда не интересовался его личной жизнью.

— Вы говорили ему о том, что со мной случилось?

— Нет… Я сказал, что приехал помочь начальнику, мол, у него неприятности, и все.

— Я больше не существую, Родни. Они уничтожили все упоминания обо мне в актах гражданского состояния. Стерли моих родителей, мою женитьбу, Мартин Харрис из Йельского университета будто бы умер три года назад, а мой номер страховки принадлежит электрику из Канзаса.

— Черт знает что!

— Или это детектив, которого я нанял… Они могли заплатить ему, чтобы он впарил мне все это.

— Поехали, — решительно говорит Родни, вставая.

У «Софителя» металлическое ограждение: стоянка запрещена. На авеню Терн через каждые двадцать метров стоит охрана в форме с красной полосой на груди: ждут правительственный кортеж.

— Президент прилетает в три часа, — говорит мне Родни, когда мы переходим улицу. — Видели бы вы, что творится в аэропорту… Всю полицию подняли на ноги.

Подразумевается: моя личная проблема очень некстати. Я это понял уже в Клиши, по раздраженному нетерпению полицейских у останков такси. Подумаешь, подожгли машину в неспокойном пригороде, других дел у них нет! Я не возразил против их заключения — «коктейль Молотова», мне было не с руки ехать с ними на допрос: намекни я на взрывное устройство, сработавшее от запуска двигателя, этого было бы не миновать.

Я иду, отстав от Родни на три шага; мы сворачиваем на узкую улочку, перпендикулярную бульварному кольцу. Я то и дело оборачиваюсь, всматриваюсь в прохожих, с подозрением кошусь на ниши в стенах, подворотни, машины.