– Много там людей?

– Много, – заулыбался вроде как вполне искренне собеседник. – Там хорошо, еда, есть женщины.

От такой рекламы я насторожился еще больше. Женщины тут при чем? Их тут так много, что можно рекламировать? Не думаю, их тут должно быть куда меньше, чем мужиков. Специфика места. Тогда с чего он это сказал? Сам со мной поделиться хочет? Очень сомнительно. Тогда для чего? Ответ вырисовывается сразу: разводит. Заманивает. Предлагает расслабиться.

Он меня вычислил?

Да наверняка. Дурак только не вычислит.

И что задумал? Спасти?

Ага, по глазам видно.

Вести к своим, чтобы хором распотрошить?

Опять же сомнительно. Просто потому, что тогда делиться придется, а зачем? А если меня, например, просто сейчас грохнуть, то тогда и делиться не нужно. Труп можно в реку, например. Или просто в кусты оттащить, дальше зверье разберется.

А то, что он стрелять готов, я ни секунды не сомневаюсь. Опять по глазам вижу. Он просто хочет выстрелить, очень хочет.

Почему тогда не стреляет?

Ответ проще простого: потому что не может. Потому что у него ружье-курковка за плечом, курки спущены, потому как со взведенными шляться по лесу опасно, можно и за сучок спуском зацепиться, а мое у меня в руках. И в стволе пуля. Но про пулю он не знает. Дурацкая мысль, вроде как с такого расстояния мелкой дробью не убьешь. Да запросто, никаких проблем, в Америке половина обывателей дома дробовики птичьей заряжает – грабителю от попадания все равно капут, фарш получается, но хлипкие перегородки такая дробь не пробивает. Даже лучше.

– Далеко до лагеря? – спросил я, стараясь говорить медленно и раздельно.

Я не собираюсь ни в какой лагерь. Но я не могу решить, что мне сейчас делать. Не стрелять же его первым только за то, что на дороге попался? И оставлять у себя за спиной боюсь. Он пойдет следом и меня завалит. Он уже вычислил новичка и наверняка знает, что новички несут деньги. Да и ружье со всем прочим ему пригодится, я думаю, миллионером он не выглядит. Вспомнилось, как рассказывал друг-сибиряк о том, что в Тыве в девяностые могли и просто за хорошее ружье в лесу убить. Такие там были нравы, хоть население не из зэков. А у меня ружье очень хорошее, лучше, чем у него. Намного.

– Близко. Два, – он даже два пальца показал, – часа. Мало. Туда. – Он махнул рукой вдоль реки.

Антабки у него на ружье металлические, при шевелении такие брякнут. Он вообще не охотник, он… черт его знает, кто он, на бандита больше всего и похож. Курит, ружье у него побрякивает. Будет снимать с плеча – точно брякнут. И сразу не выстрелишь – опять же курки. Рискну. Ясность мне нужна, чтобы стороны, участвующие в переговорах, раскрыли свои намерения полностью.