— Стой, где стоишь! — послышался хриплый знакомый голос.

— Папа! — Яна вскочила и со всех ног полетела навстречу мужчине. Я рванул следом, опасаясь, как бы тот не пристрелил малахольную. В темноте поди, разбери, кто это!

— Яна?

— Папа! Папочка… с тобой все хорошо?!

— А что мне будет?

— У тебя кровь… — Яна хаотично ощупывала отца на предмет возможных повреждений, кажется, даже не замечая, что плачет. — Данил, посвети-ка сюда. Он ранен!

— Чего это ты говоришь обо мне, как будто меня нет?

По тому, как звучала речь Валентина Петровича, я понял, что на самом деле все обстоит гораздо серьезнее, чем я подумал. Тот был крепким мужиком, но, видимо, потерял много крови и теперь с трудом оставался на ногах.

— Похоже, пуля засела в кости. Данил, помоги-ка мне. Обхвати папу за плечи.

— Я не инвалид, — едва ворочая языком, пробормотал тот.

— Давай уже… Инвалид. Я подгоню машину…

— А Кузнечик?

— Кузнечика твоего завтра заберу. Ничего ему здесь не будет. Нужно в полицию сообщить о происшествии. Ты в курсе, кто это так тебя?

— Нездешние, — коротко отрапортовал мужчина.

Яна кивнула и помчалась к УАЗику. С большим трудом нам удалось запихнуть мужчину в салон, и хорошо, что отключился он уже там. Потому как, видит бог, я с трудом удерживал его вертикально, даже когда Валентин Петрович оставался в сознании.

— Куда ехать?

— В амбулаторию! На насыпи появится связь. Я попробую дозвониться до Юрия Борисовича. Это наш местный хирург.

Яна сжала пальцы на запястье отца, чтобы проверить пульс.

— Как он?

— Ничего. Жить будет, — уверенно кивнула Яна, одной рукой убирая с лица отца волосы, а другой — прижимая трубку к уху.

— Юрий Борисыч, да-да… Астафьева. Вы там как сегодня? В коматозе, или папу сможете подлатать? — тараторила в трубку Яна. — Ага… пулевое. Ну, так, не смертельно, вроде. Так мне вас ждать или самой браться? Спасибо! Спасибо, Юрий Брисыч, скоро будем. Наркоз Степка уколет. Вы уж сами ему позвоните, добро?

Отбив звонок, Яна позвонила кому-то еще. Из разговора я понял, что матери, но мысли мои все равно были о другом.

— Может быть, его лучше в город?

— Зачем?

— Как я понял, ваш Юрий Борисович — товарищ ненадежный.

— Юрий Борисович — самый лучший. Он этих пулевых на своем веку повидал — во! — Яна провела ладонью по горлу и вновь уставилась на отца. — Он — военный хирург в прошлом, в каких только горячих точках ни побывал. Руки — золотые. Цены ему нет.

Я задумчиво кивнул и сосредоточился на дороге. Уже на подъезде к амбулатории Валентин Петрович очнулся и даже на своих ногах дошел до процедурной.

— Ассистировать надо?

— Сам справлюсь.

На своем веку я каких только госпиталей ни повидал. Амбулатория Яны была далеко не самым худшим учреждением, в котором людям оказывалась медицинская помощь. Это вам не палаточный госпиталь в Африке. Но кое-что меня вся-таки поразило. Я первый раз видел, как кровь переливается напрямую — от человека к человеку. И было что-то завораживающее в том, как по обычной трубке от капельницы от Яны к ее отцу перетекала жизнь. Я отвел взгляд от иглы, воткнутой в ее голубую вену, и утонул в темных провалах Яниных глазах.

— Не думал, что это еще практикуют, — пробормотал я, пряча смущенье за кашлем.

— У нас здесь обычная амбулатория, Данил.