Правда стала отличным поводом вас уничтожить. Убрать, как единственного заговорившего свидетеля, позволившего себе озвучить то, на что более лояльные и менее принципиальные старались не обращать внимания. Проще говоря, назвать вещи своими именами.
— Ясь, тебе бы с ним поговорить. Может быть, он хоть тебя послушает, а?
— Я поговорю, когда ему станет немного лучше.
— И с участковым!
— И с ним. Может быть у Евгения Николаевича как раз появятся какие-нибудь зацепки!
— Хорошо. А пока поезжай домой. Что-то на тебе совсем лица нет.
Я кивнула головой. Обняла мать и поцеловала в лоб. К родному запаху трав и меда примешался запах новомодных септиков и старой доброй хлорки.
— Завтра утром заеду, — пообещала я и пошла прочь по коридору.
Пока я находилась в амбулатории, на поселок опустился вечер. Внутри меня занозой засела тревога. Я ее списала на последние новости. Дернулась, было, к участковому, но тут же отказалась от этой идеи. Утро вечера мудренее. Так я себя пыталась убедить, но тревога лишь нарастала. Домой вернулась нервная и уставшая. Приняла душ, упала на разворошенную постель и задохнулась от ударившего в нос аромата.
Данил…
Тело мгновенно откликнулось. Я чертыхнулась и, вскочив с постели, сердито стащила с матраса простыни. Запихнула их в машинку, насыпала побольше порошка, налила кондиционер и включила стирку паром, чтобы уж наверняка уничтожить все следы случившегося. Только вот из памяти я их стереть не могла… Перед глазами мелькали картинки из недавнего прошлого. В ушах стучала кровь и его отрывистые ругательства. Такие грязные, но одновременно с этим настолько уместные в ту секунду. В них было столько искреннего, истинно мужского восторга! После такого никаких комплиментов не надо, чтобы потешить свое женское самолюбие. Без слов все понятно. Напротив, хочется тишины… Абсолютной тишины, нарушаемой лишь звуками нашего сбившегося надсадного дыхания и урчанием… в его животе.
А ведь я так его и не покормила. Свободные отношения, которые мне предлагал Данил, этого и не предполагали, ведь так? Совместные трапезы… это что-то намного более интимное. Я покосилась на трюмо, на котором оставила телефон, и закусила губу в нерешительности.
К черту! Это ничего не значит! Данил… ничего не значит. Я рванула к туалетному столику, схватила трубку и набрала Птаха. Сердце подпрыгивало в груди, в ушах грохотало. А, нет, не в ушах! Это снова гром. Гудок, еще один, в течение которого мое сердце оборвалось и покатилось вниз, долгая-долгая пауза и…
Одновременно с механическим голосом робота, монотонно повторившим, что такого номера не существует, в уши ударила громкая трель городского телефона. В то время как многие люди отказывались от стационарных аппаратов, в нашей глуши они были практически в каждом доме. Мобильная связь в здешних краях была очень капризной.
Я вздрогнула и поспешила к базе.
— Ну, слава Богу! Хоть сюда дозвонилась!
— Ба? Ты чего так поздно? Случилось чего?
— Случилось. Дуй к нам.
На языке вертелись миллионы вопросов, но я понимала, как глупо было тратить на них время, а потому, отбив звонок, я просто, в который раз за день, вышла под дождь и завела мотор УАЗика. Пора бы его было вернуть. Тяжело мне все же справляться с этим монстром. Свой джип как-то привычнее.
Я чувствовала себя ужасно вымотанной и не знала, чего еще ждать. Баба Капа, хоть и была с причудами, никогда раньше вот так меня не срывала. Я гадала, что могло случиться, отметала эти догадки, строила новые и… все больше себя накручивала. Неизвестность высасывала из меня последние силы.
В доме родителей горел свет. Удивительно, учитывая то, что на часах уже за полночь, а из живых — одна баба Капа, которая обычно ложится спать с петухами, чтобы с ними же встать. |