— В августе. Я же говорила! — возмутилась Нинка.

— Прости, голова дырявая. А вон и Катька бежит.

Мы с Нинкой обернулись к спешащей нам навстречу подруге и замахали руками.

— Дурдом! — пробормотала она, запыхавшись. — На входе сломалась одна из лент, и теперь там такая очередь…

Заглушая сбивчивую речь подруги, раздался механический бездушный голос:

— Началась посадка на рейс U… до Б…

— Это мой! — пробормотала я, сверяясь с посадочным талоном.

— Ну, давай тогда присядем на дорожку.

Я кивнула и уселась на стоящий чуть в стороне чемодан. Каждый раз возвращаясь на свое озеро, я чувствовала себя так странно… С одной стороны — я там выросла. Там прошло мое детство, там жили мои родители, а в могилах лежали предки. С другой… я всегда, с самого детства, мечтала вырваться из глубинки. Большой город манил меня открывающимися возможностями. Я никогда не сомневалась, что покорю столицу и запросто в ней приживусь. К слову, до определённого момента так все и было. Предчувствия вообще редко меня обманывали.

— Ну, все! Я помчала…

— Беги! — подруги налетели на меня с двух сторон и сжали в крепких объятиях. Мы столько дорог прошли вместе.

— Жду вас у себя! В августе, да? — прокричала я уже из очереди на паспортном контроле. Катя с Нинкой синхронно кивнули головой. Я улыбнулась.

— Паспорт и билет, — недовольно окликнула меня сидящая за стойкой тетка. Я перехватила съехавший набекрень рюкзак и протянула нужные документы. Та долго пялилась то в них, то на меня. Перебирала страницы потертого паспорта. Но потом все же, не найдя, к чему придраться, шлепнула печати в билет.

— Следующий!

Волоча за собой чемодан, я прошла к нужному гейту и уперлась в хвост длиннющей очереди, которая, впрочем, двигалась довольно быстро. Так же оперативно мы прошли в самолет. Нам был подан телескопический трап, и мне не пришлось мокнуть, поднимаясь на борт по обычному. Как назло, с самого утра пошел дождь.

Мое место было у прохода. Два соседних сиденья пустовали. Я затолкала на верхнюю полку свой чемодан, рюкзак подложила под ноги и, нацепив на шею специальную подушку, закрыла глаза.

— Дамы и господа, говорит капитан корабля Иван Збруев. Наш самолет готов к вылету. Ожидаем опоздавших…

Я открыла глаза и покосилась на два пустующих места. Вот как так можно? Весь самолет ждет, а они… Уроды.

Минут через десять у трапа наметилось какое-то движение. Я недовольно насупилась и вытянула шею. Мать моя! Да это же Соловьёв… собственной персоной. А за ним девочка-подросток. Лет пятнадцати-шестнадцати. Ах, да… У них с женой была старшая дочь. Удивительно, как много в моей памяти было сведений, касающихся этой семьи.

Соловьев обвел взглядом салон. Я, напротив, впялилась в пол и взмолилась: хоть бы кроме них были еще опоздавшие, хоть бы кроме них…

— Извините, вы не могли бы нас пропустить? — раздался хриплый голос прямо над ухом.

Черт! Черт! Черт! Не поднимая взгляда, я встала. Протиснулась вбок. Я не видела лица Данила и не знала, понял ли он, кто будет его соседкой. Да и какая разница?! Ну, не выпрыгнет же он из самолета? Отсюда теперь хода нет.

— Я саду у окна, — пробормотала девочка, первой проскальзывая в пространство между рядами.

— Как хочешь.

Наконец все уселись, и я смогла занять свое место. А может, и зря это случилось так быстро. Я совсем не успела смириться с мыслью, что следующие несколько часов проведу так близко к человеку, который меня ненавидел.

В жизни бывают моменты, которые врезаются в память навсегда.