Эта девочка явно не лишена кокетства. Ей льстит интерес поглупевшего от волнения юноши. Ее забавляет его растерянность...

- Нравится, - отвечал Коля. - Особенно ресницы Франчески нравятся, Осмелев, он дерзко добавил: - Такие, как у вас...

- Скажете тоже! Как у меня! - оживилась Нина, вовсе не обидевшись. - Да они у нее вдвое длиннее и совсем черные. У нас девчонки в общежитии чуть не до драки спорят -настоящие они или наклеенные. А вы как думаете?

- Если длиннее, чем у вас, то наклеенные, -- превратился вдруг в комплиментщика Коля. Впрочем, галантность тут же изменила ему: - Вот вы, девчата, хотите думать не про войну, а про Франческу, а ведь Франческе вашей приходится про войну думать.

- Ну да! Небось она только про наряды да про красивую жизнь думает!

- Франческа живет и снимается в Вене, в Австрии, а Гитлер Австрию слопать хочет. Что тогда будет с нашей симпатичной Франческой? И в Австрии народу следовало бы сейчас не танго танцевать и про вальсы думать, а о фашистской угрозе... "Танцуй танго, мне так легко!.."

- Если все время только про косого Гитлера думать, то и жить не стоит!

- А надо думать!

Коля спохватился. Не успели познакомиться, а уже чуть не поссорились! Дался ему этот Гитлер!

Он снова поймал на себе насмешливый взгляд из-под ресниц.

- Может, скажете, вы только и думаете про фашистов?

Она закашлялась.

Он встал, плотнее прикрыл окно. Из уличных репродукторов гремели веселые песни.

- Я думаю, что у вас нехороший кашель. Может быть, еще таблетку аспирина?

- Мама мне всегда делала горчичники - и всякую простуду и хворь тотчас точно рукой снимало.

- Так у нас полно горчичников в аптечке! Сейчас притащу!

- Постойте, не надо, неудобно!..

Но Коля уже вылетел в коридор, в ванную. Рассыпая разные медикаменты, выхватил кипу горчичников из настенной аптечки. Глянул в зеркало над рукомойником, в приступе сумасшедшей радости состроил себе рожу, взъерошил вихор. Растроганно улыбнулся майке и трусам Нины, висящим на веревке над ванной. Осененный идеей, он вдруг сорвал с веревки еще не просохшую Минину одежду, включил душ, сунул одежду под холодные струи...

- А ваша одежда совсем еще не просохла, - коварно сказал он, входя в гостиную, держа в руках тазик с водой и горчичниками.

Нина наотрез отказалась от горчичников. Подтягивая плед под самый подбородок, запахивая халат на груди, она то смеялась, то злилась. А потом, посмотрев в глаза Коли, вдруг повернулась на живот и, опустив плед с бахромой, приоткрыла обнаженную спину.

Словно священнодействуя, Коля бережно наложил пару горчичников поверх острых девичьих лопаток, пару на лопатки, еще три горчичника ниже лопаток.

Он хотел наложить еще три горчичника, но Нина с улыбкой покачала головой и попросила полотенце. Коля пулей вылетел за полотенцем, за лучшим маминым махровым полотенцем, а Нина лежала и улыбалась своим мыслям, ежась от холодных еще горчичников.

- А теперь выйдите или отвернитесь! - скомандовала Нина, когда Коля влетел обратно с полотенцем.

Коля отдал честь, повернулся кругом на каблуке через левое плечо, строевым шагом подошел к окну. Стоя спиной к софе, зажмурил глаза...

Замерла музыка из кинофильмов.

"Передача окончена! - объявил диктор. Кажется, это был Юрий Левитан. В девятнадцать часов - беседа "Антикоминтерновский пакт - угроза всеобщему миру..."

- Теперь можно, - сказала Нина вслед за Левитаном. Коля обернулся, встретился глазами с Ниной. Они долго смотрели друг на друга, пока она не опустила ресницы. Долго будет помнить Коля эти взгляды. С его стороны млеющие от телячьего восторга, с ее - то неуловимо ободряющие, то расхолаживающие и пугающие.

Он настроился на другую станцию: передавали "Прелюды" Листа, потом Вторую рапсодию.

- Ой, мамочки! - вскричала Нина под конец Второй рапсодии.