А вожак есть вожак. Если я собачьего вожака уважал, то и людского буду.
— Хм… — издал звук Борменталь.
Но тут раздался звон курантов, полетела в потолок пробка, и Борментали с Василием объединились в общем новогоднем приветствии. Алена зажгла бенгальские огни, и, пока часы били двенадцать ударов, семейство стояло, держа над головою рассыпающиеся искрами свечи.
Грянул гимн. Борментали уселись, Дружков продолжал стоять.
— Прямо сталинист какой-то, — шепнула Марина мужу. — Митя, бывают псы-сталинисты?
— Не знаю. Но сталинисты псами — очень часто, — пошутил Борменталь.
Не успел отзвучать гимн, как в двери дома громко и требовательно постучали.
— А вот и Дед Мороз! — с некоторой тревогой объявил Борменталь и пошел открывать.
Спустя мгновение он вернулся, пятясь задом, поскольку из сеней на него грозно наступал Швондер с шашкой наголо.
— Всем оставаться на местах! Руки за голову! — прорычал Швондер, размахивая шашкой.
Руки за голову спрятал лишь Василий, остальные просто онемели.
— Михал Михалыч… Что за дела… — наконец пришел в себя Борменталь. — Да опустите же инструмент! — повысил он голос.
Швондер опустил шашку.
— Я вас слушаю. Вы по делу или в гости?
— Где Полиграф? — спросил Швондер.
— Какой Полиграф? Я вас не понимаю.
— Запираться бесполезно. Где Полиграф, который прежде служил вам собакой?
— Ах, вы о Василии? Да вот же он! — показал Борменталь на Дружкова.
Старик шагнул к столу, голова его затряслась, из глаз показались слезы.
— Полиграф… — дрогнувшим голосом произнес он. — Иди ко мне, друг мой! Теперь мне ничего не страшно. Старый Швондер дождался тебя! Здравствуй, брат!
И он крепко обнял Дружкова, не выпуская шашку из рук. Василий осторожно обнял Швондера за бока.
Вдруг Швондер замер, прислушиваясь к чему-то внутри себя, слегка отстранил Василия и, глядя тому прямо в глаза, негромко запел:
И Василий неожиданно подхватил, глядя на Швондера добрыми собачьими глазами:
В середине января в Дурынышах состоялся санкционированный митинг, устроенный Мариной Борменталь.
На площади перед магазином на утоптанном снегу сиротливо стояла кучка людей, среди которых были Борменталь с дочерью, его медсестра и санитарка и еще человека четыре. На крыльце магазина находились Марина и доктор Самсонов, которые держали в руках самодельный транспарант «Президента — в отставку!». И крыльцо, и кучка митингующих были оцеплены омоновцами в шлемах и бронежилетах, со щитами и дубинками. Омоновцев было человек двадцать, прибыли они из райцентра по вызову участкового Заведеева, который вместе с председателем поселкового Совета располагался вне оцепления и командовал операцией. Неподалеку омоновцев ожидал автобус.
Все остальные жители деревни группками располагались поодаль, с напряжением прислушиваясь — что же происходит на митинге, но подойти ближе не решались. Из близлежащих дворов торчали головы дурынышцев.
Митинг начала Марина.
— Граждане свободной России! — проговорила она, сделав шаг к воображаемому микрофону. — Вчера мы узнали о новых акциях Президента, направленных на установление диктатуры. Его действия стали тормозом на пути демократических преобразований. Президент по-прежнему олицетворяет собою ненавистную власть партократии. Я предлагаю послать резолюцию нашего митинга в Верховный Совет!
Митингующие в оцеплении зааплодировали рукавицами. Остальной народ, как всегда, безмолвствовал. Омоновцы были безучастны, как статуи. |