— Сумасшедших собак не бывает. Это вам в любой ветеринарной лечебнице скажут.

— Все! Хватит! — завопил Борменталь, бросаясь к выходу.

Но не успел он сделать и шагу, как в зал столовой ворвался Швондер, за которым едва поспевала Марина. Вид старика был безумен. Швондер, тяжело ступая и припадая на правую ногу, кинулся вначале к раздаточному окошку, чем весьма напугал обеих девушек. На лице старика были написаны боль, ужас и крушение идеалов. Он поискал глазами в кухне, обернулся и наконец увидел Василия, сидящего за столиком.

— Полиграф! — проговорил Швондер с интонацией Тараса Бульбы, обращающегося к отступнику-сыну.

— Слушаю вас, Михал Михалыч, — отозвался Василий.

Швондер приблизился к нему, сверля взглядом.

— Правду люди говорят? — спросил он еще с какой-то надеждой.

— О чем вы? — Василий встал.

— «Мерседес» твой? Это все… твое? — жестом указал он вокруг.

— Машина моя. Остальное — собственность кооператива, — скромно отвечал Василий.

— Предаю революционной анафеме как ренегата и перерожденца! — громогласно объявил Швондер, поднимая правую руку. — Знал ведь, что не Полиграф ты, но верил… Верил, что продолжишь дело Полиграфа. А ты мразью буржуйской оказался… Продал республику. Знать тебя больше не знаю и буду требовать исключения из партии!

Произнеся эту речь, Швондер покачнулся, так что Борменталь сделал движение подхватить его, но старик справился сам и, поникнув лохматой нечесаной головой, покинул столовую.

— Неприятно получилось… — пробормотал Василий. — Кто ему донес?

— Не донес, а раскрыл ваше лицо, — выступила вперед Марина. — Нельзя двурушничать, Василий. А то с ним вы за революцию, а сами — настоящий коммерсант. Кроме денег, ничего не интересует…

Дружков вздохнул, почесал рыжий затылок.

— Странные вы — люди… Старику немного осталось, ломать его, что ли? Подпевал ему, вреда от этого нет. Да мне вообще наплевать на ваши революции, демократии… Ошейник сняли — спасибо. Дальше я сам пищу добывать должен. А вы грызитесь, — горько заключил Дружков и направился к выходу.

Уже в дверях остановился, взглянул на Борменталя трезво и холодно.

— Подумайте о моем предложении. Клиника за мои средства и за каждую операцию — десять тысяч. Долларов.

И вышел.

Заведеев подъехал к коттеджу Борменталя на желто-синем милицейском «уазике» и рысью побежал к дверям. На стук вышла Алена.

— Отец дома? — спросил участковый.

— Дома.

— Отдыхает?

— В шахматы играет с компьютером.

— С кем? — не понял Заведеев.

— С машиной. Проходите.

Участковый зашел в сени. Через минуту, вызванный дочерью, появился Борменталь в домашнем костюме.

— Приветствую, Дмитрий Генрихович, — козырнул Заведеев.

— Что-нибудь случилось? — спросил доктор.

— Председатель поселкового Совета просит вас на совещание.

— Да что стряслось? Воскресенье… — недовольно проговорил Борменталь.

— Время не терпит. По дороге расскажу.

Пока ехали в поселковый Совет, участковый рассказал Борменталю, что ситуация в деревне обострилась. Дружков со своим кооперативом взял в аренду близлежащие поля, по слухам, всучив большую взятку в райагропроме.

— На лапу дал. У них, у собак, просто, — прокомментировал Заведеев.