— Да потому что люди не меняются, — я пожал плечами. — Еще в те времена, когда люди жили племенами в пещерах, существовало неравенство: у кого-то было больше мяса, шкур мамонтов и красивых женщин, а кто-то довольствовался объедками. Так было всегда и так будет, потому что люди не меняются.

— Откуда у вас такие странные идеи про людей, живущих в пещерах? — она искренне удивилась, во все глаза глядя на меня, а мне, в который раз, захотелось самого себя пнуть.

— Ну как же, это ведь описано во всех легендах о Прометее. Он принес людям огонь, а они в это время жили в пещерах, — она нахмурилась, видимо пытаясь вспомнить нечто подобное.

— У вас весьма богатое воображение, ваше высочество, — наконец, Аня слабо улыбнулась.

— А то, — я натянуто рассмеялся. — Так и вижу человека, только что лишившегося райских кущ: «обрывок шкуры мамонта, вокруг могучей талии, подмышкой каменный топор, а в руке копье», — Господи, что я несу? Немедленно заткнись, кретин, пока не наговорил себе на костер. Нужно срочно менять тему, пока меня не занесло. — А почему вы все еще здесь, Анна Алексеевна? Это как-то неправильно, не находите?

— Я думала, что вы знаете, ваше высочество, — теперь в ее взгляде ясно читалось изумление.

— Знаю, что?

— Мой отец назначен генерал-полицмейстером, и он решил лично присутствовать при восстановлении поврежденного огнем крыла. Ее величество Елизавета Петровна милостиво разрешила нам пожить в Лефортовском дворце, чтобы не тратить время на дорогу сюда каждое утро от нашего Московского дома. Ведь господин Лоуди просыпается очень рано и сразу же спешит начать занятия с вашим высочеством.

— Ух ты, как интересно получается, — я задумчиво провел пальцем по нижней губе. — Дворец мне подарен, а распоряжается им кто угодно, но только не я.

— О, мы немедленно уедем, если доставляем неудобство вашему высочеству, — Аня закусила губу, а я проследил за этим движением, остановив взгляд на ее губах. Вот черт, надо немедленно прекратить пялиться, она же девчонка еще совсем. Надо найти какую-нибудь служанку посговорчивее, пока на фоне юношеского сперматотоксикоза глупостей не наделал. И тут до меня дошел смысл ее слов.

— Не нужно впадать в крайности, Анна Алексеевна, — ответил я, переводя взгляд на дверь, которая приоткрылась еще сильнее. В общем-то смысл открытой двери стал для меня ясен, как только я увидел одиноко сидящую в кресле девичью фигуру, но отец мог бы позаботиться какую-нибудь няньку или дуэнью к девчонке приставить, все-таки здесь пока чисто мужская вотчина. — Оставайтесь, сколько пожелаете. Вы меня ничуть не стесняете. Кто там толчется? Или входите уже, или идите отсюда с богом, — немного повысив голос обратился я к двери.

На этот раз дверь открылась и в комнату стиснулся Турок, который в один момент куда-то исчез, а мне было некогда поинтересоваться у Суворова, куда именно он мог деться.

— Я его нашел, — он смотрел на меня исподлобья, а я отмечал, что, где бы он в эти дни не был, пришлось ему там несладко. Парень осунулся, темные глаза запали, а под ними на бледноватом лице выделялись синяки.

— Кого ты нашел? — чем дольше я на него смотрел, тем тверже у меня складывалось впечатление, что он попросту не спал несколько дней.

— Да пшека этого, с которым Василий Иванович всех на уши поставил, — махнул рукой Турок, показывая, как он относится к графу.

— Так, — я стиснул подлокотники кресла руками. — И где он сейчас?

— На постоялом дворе, в трех верстах от Москвы. Уже почти неделю там живет, и никто не сумел его там отыскать, — Турок поморщился.

— Просто никто не думал, что он так близко обосновался. Три версты, говоришь?

— Ага.