Вяземский и Сафонов уже были в зале, и даже уже без камзолов, так же, как и юный Саша Суворов, который обожал все эти колюще-режущие штуковины. Криббе начал активно привлекать к обучению и моих камер-пажей. Тот же Суворов начинал кое-какие упражнения выполнять. Криббе вообще считал, что даже десять лет — это уже много, почти критичный возраст, и начинать надо гораздо раньше, в данном случае хотя бы привыкать к оружию. Я стянул камзол, бросил его на кресло, стоящее возле колонны, взял со стойки тренировочную рапиру и дагу, после чего подошел к Гюнтеру.

— Сегодня, господа, будет учебный бой, закрепляем то, чему я вас научил. Господин Суворов, отрабатывает выпады со шпагой перед зеркалом. В полную силу, господин Суворов, я слежу за вами, — объявил Гюнтер и отсалютовал мне тренировочной рапирой. Ну конечно, у него-то тренировочный бой со мной, он успеет и за Суворовым проследить, и за Вяземским с Сафоновым. — Салют! Ангард!

Я встал в среднюю стойку. Из-за сравнительно невысокого роста мне было удобно работать именно из нее. Словно замершее мгновение перед тем, как соперник взорвется серией ударов, удар сердца, отозвавшийся в ушах…

Звон разбившегося стекла и ворвавшийся в комнату ветер застали врасплох, я даже не сразу понял, что произошло, и опустил рапиру, заметно тормозя, но стоять и пялиться на разбитое стекло мне позволили только на одну секунду, а во вторую уже опрокинули на пол, и сверху навалился Криббе, закрывая собой, а Вяземский и Сафонов, схватив настоящие, а не тренировочные шпаги, встали перед нами, направив чуть подрагивающие руки в сторону разбитого окна. Все стихло на время и тишина была настолько плотной, что, казалось, я слышу стук собственного сердца. Но тишина быстро отступила, а снаружи, с улицы послышались крики:

— Вон он, хватай его! Уйдет же! Да пальни уже, так тебя раз так!

Звук выстрела показался мне очень громким, словно стреляли в стремительно вымораживающейся комнате. Я вздрогнул и попытался скинуть с себя Криббе, но тот еще сильнее придавил меня к полу своей тушей, не давая подняться.

— Это камень, — раздался голос Саша. — Отец, вот, смотри, кто-то кинул камень прямо в окно.

— Да, я знаю, — раздался голос Суворова, и только после этого Гюнтер откатился в сторону, позволяя мне встать. — Его ранили, когда стреляли, но он все равно ушел. Эх, жаль, что никто не разглядел мерзавца.

— Я вынужден требовать увеличить охрану дворца, — процедил Гюнтер. — Сегодня камень, завтра бомбарда…

— Откуда такие мысли? — Суворов поморщился. — Кто будет кидать в окна бомбарды? — Ты бы удивился, узнав, сколько на самом деле подобных гениев. Ничего, раз уж Криббе пришла в голову подобная мысль, то скоро мы вполне состоявшихся бомбистов будем наблюдать.

— Да кто угодно, — я потряс головой, пытаясь вытрясти все осколки. Похоже, на лице есть порезы. Надо бы водку где-то взять, чтобы порезы обработать, а то, не дай Бог, загниют. Хотя, водка, скорее всего, еще не придумана, тогда любой первач подойдет, в нем иногда спирта больше, чем в той же водке. Убедившись, что из головы ничего не падает, а пальцы, которыми я поворошил волосы, остаются целыми и не порезанными, я снова обратил внимание на Суворова. — Кто угодно. — Повторил я, продолжая, после короткой паузы. — Соорудить и бросить бомбарду, даже круглый дурак справится, особенно с помощью того, кто сможет этих бомбард наделать, так на самом деле ничего сложного нет. Можете как-нибудь попробовать, Василий Иванович. Вполне вероятно, что вам понравится подобное решение. Вон, по приезду в Петербург попросите господина Ломоносова и господина Д,Аламбера вам более легкую взрывчатку, нежели бомбарда соорудить, да подбросьте в выгребную яму особо неблагонадежному господину… Ну а что, знаете как весело будет?

— Ну и фантазии у вас, ваше высочество, — Суворов покачал головой.