— Уоттс.

— Беспорядки.

— Кое-кто из нас говорит «восстание». Важняк — он просто выжидает.

Долгая печальная история лос-анджелесского землепользования, как никогда не уставала подчёркивать тётка Рит. Мексиканские семьи вышвырнули из оврага Чавес, чтобы выстроить стадион «Живчикам», из Банкер-Хилла вымели индейцев ради Центра музыки, район Тарика весь сгребли бульдозерами для «Вида на канал».

— Если я раздобуду вам однокрытника, он вам долг вернёт?

— Не могу вам сказать, какой он.

— И не нужно.

— А, и вот ещё — авансом я вам ничего дать не смогу.

— Это ништяк.

— Млат был прав — вы один такой ебанутый белый.

— Как поняли?

— Сосчитал.

ДВА

Док поехал по трассе. Восточные полосы кишели автобусами-«фольксвагенами» в дрожких огурцах, уличными полусфериками в одной грунтовке, деревяшками из настоящей дирборнской сосны, «портами» с телезвёздами за рулём, «кадиллаками» со стоматологами, что направляются на внебрачные свиданки, безоконными фургонами, в которых развёртываются зловещие подростковые драмы, пикапами с матрасами, набитыми сельской роднёй из Сан-Хоакина, — все они катили бок о бок в эти огромные застроенные поля без горизонтов, под линиями электропередачи, и все приёмники лазерно нацелены на ту же парочку последних АМ-станций, под небом как разбавленное молоко, а белая бомбардировка солнца засмоглена до невнятного мазка вероятности, в чьём свете поневоле задашься вопросом, возможно ли когда-нибудь то, что можно считать психоделикой, или — облом! — всё это время она происходила где-то на севере.

Начиная с Артезии знаки вели Дока к «Жилмассиву «Вид на канал», по замыслу Майкла Волкманна». Там попадались ожидаемые местные парочки, которым не терпелось взглянуть на следующий КуГоЗаЦ, как тётка Рит склонялась называть большинство своих знакомых типовых домов. То и дело по краям ветрового стекла Док засекал чёрных пешеходов, офигелых так же, как, должно быть, и Тарик: может, они искали свой прежний район, комнаты, в которых раньше день за днём жили, неизменные, как оси пространства, но теперь их отобрали на беспорядок и разор.

Стройка тянулась в дымку и мягкий аромат туманной составляющей смога, пустыни под мостовой — ближе к дороге образцовые прототипы, чуть в глубине законченные дома, а сразу за ними скелеты новых построек, уходят в ещё не ставшие городом пустоши. Док миновал ворота и доехал до участка голого строительного ортштейна: дорожные указатели установили, но улицы ещё не замостили. Оставил машину на будущем углу Кауфмана и Брода и вернулся пешком.

Отсюда открывались профильтрованные виды на чуть ли не совсем заброшенный рукав канала Домингеса для контроля паводков — забытого и отрезанного милями мусорных свалок, перепрофилирования, отходов промышленных предприятий, что либо процвели, либо провалились, — и домики выглядели более-менее испански-колониально — с не-обязательно-несущими балкончиками и красными черепичными крышами, они по задумке должны были навевать мысли о более дорогостоящих городках, вроде Сан-Клементе или Санта-Барбары, хотя пока вокруг, куда хватало глаз, не торчало ни одного тенистого дерева.

Поближе к будущим парадным воротам «Вида на канал» Док обнаружил кустарный торговый мини-центр, устроенный по сути для публики со стройки: винный магазин, бутербродную с обеденной стойкой, пивбар с бильярдным столом и массажный салон под названием «Планета цып», перед которым с военной аккуратностью выстроились в ряд ухоженные мотоциклы. Вероятнее всего, тут он и найдёт отборных говнюков. Кроме того, если все они сейчас здесь, немала возможность, что и Мики с ними.