Аня почувствовала, как участилось его дыхание. Она вся сжалась в комок от прикосновения его руки к ее бедру. Мирек медленно провел рукой по ее ягодицам. Аня с силой оттолкнула его руку. Он повернулся на другой бок и засопел. Прошло еще двадцать минут. Аня стала засыпать. Тут Мирек вновь повернулся к ней. На этот раз его рука начала свой путь от талии и выше. И опять Аня с силой отбросила его руку.
— Ты меня не обведешь. Я же знаю, что ты не спишь, так что прекрати все это.
Он лег на спину, больше не прикидываясь спящим. Шторы были плотными, так что в комнате стояла кромешная тьма. Минут через десять Мирек спокойно сказал:
— Аня, ничего, если я помастурбирую?
Она отпрянула в сторону, рукой пытаясь нащупать шнур. Наконец дотянулась до него и дернула. Мирек прикрыл глаза ладонью, чтобы защитить их от неожиданного яркого света. Из-под руки он сказал:
— Знаешь, ты просто-напросто не понимаешь многих вещей о мужчинах. Да это, собственно говоря, и неудивительно. Так что ты лучше послушай меня. Я очень возбужден, и это понятно. А когда мужчина возбужден, он затем получает либо облегчение, либо боль в яичках. Их еще называют «орехи любовника». И сейчас со мной происходит как раз это. Так что я не могу заснуть.
Она внимательно посмотрела на него, задыхаясь от гнева, затем спустила ноги на пол и потянулась к подушке.
— Делай все, что хочешь, животное! Я лично спускаюсь вниз и буду спать в кресле.
Он подвинулся к ней и сжал ее руку.
— Нет-нет, не уходи! Я не стану этого делать.
Она попыталась высвободить свою руку, но он держал ее очень крепко. Как бы извиняясь, он сказал:
— Аня, успокойся, я обещаю, что не стану этого делать и не стану к тебе прикасаться. Тебе не придется спать в кресле. Если ты хочешь, я пойду вниз, но там я тоже не засну, потому что там холодно.
Она попыталась вырваться, но он не отпускал ее:
— Аня, пожалуйста, не надо. Я не буду тебя трогать. Я клянусь памятью своей матери.
Он уже не прикрывал глаза. Она посмотрела в них и поверила ему.
Опять темнота и тишина в течение десяти минут. Затем опять раздался его голос:
— В этом нет ничего плохого. Просто старые заблуждения накладывают на это табу, но в общем-то мастурбация — это не такая уж и плохая вещь. Доктора, психиатры скажут тебе то же самое.
Она гневно зашептала:
— Ты же клялся именем своей матери!
— Я обещал не трогать тебя, и я не стану этого делать до тех пор, пока ты сама этого не захочешь.
Она заткнула уши, но его голова была очень близко и голос звучал совсем рядом:
— Ты никогда не пробовала этого? Лежа на своей кровати в келье, опуская руку все ниже и ниже, лаская себя пальцем?.. А может, ты пользовалась свечой?
Что-то в голове у нее взорвалось. Он почувствовал ее неожиданное движение. Зажегся свет, на миг опять ослепив его. Она стояла у кровати, рыдая от гнева и презрения к нему, тяжело дыша.
— Хорошо, хорошо! Ты хочешь увидеть обнаженную монашку? Хорошо!
Она нагнулась и подняла подол своей ночной рубашки сначала до талии, а затем сняла ее через голову, швырнув на пол. Под ночной рубашкой Аня носила кружевной белый лифчик и маленькие голубые трусики. Она расстегнула лифчик на спине, бросив его тоже на пол. Голос у нее начал срываться:
— Ты хочешь увидеть голую монашку? Смотри же, смотри!
Она спустила трусики, вся дрожа, затем перешагнула через них и выпрямилась. Ее грудь высоко вздымалась, в глазах у нее было бешенство.
— Смотри же, Скибор. Вот тебе обнаженное тело монашки, если это то, чего ты хотел. Хочешь его почувствовать? Почувствовать обнаженное тело монашки?
Аня обошла кровать и оказалась прямо перед ним. Она махнула на него рукой:
— Почувствуй тело монашки! Войди в тело монашки, если ты так хочешь этого!
Он оперся на локти. |