Полчаса лёту и я уже подпираю стенку у Валюхи под окошком.» В этом был свой резон, но Иль всё равно считал, что жить нужно всем вместе, в одной большой станице.
Иль был высоким, почти под два метра ростом парнем, про что дед Вик говорил: — «При царе, Илька, служить бы тебе в конвойном полку его императорского величества». Иль имел славянские черты лица, но смуглую кожу и чёрные волосы. Одна из его бабушек была индианкой, а мать происходила из бедуинского рода. Это его дед (на самом деле несколько раз прадед) тоже считал нормой и говорил: — «В старину, Илька, у многих терских казаков жены были горянками. Других баб в то время на Кавказе было просто не сыскать». Когда дед, почему-то разобидевшись на дядю Иля, перебрался в их большой дом вместе с бабушкой Валей, он перетащил с собой все реликвии их рода — георгиевские кресты и прочие награды, три старинные шашки, четыре кинжала и даже несколько икон, хотя толком не знал, как на них нужно молиться, и несколько сотен старинных фотографий, некоторые из которых были ещё чёрно-белыми. На нескольких фотографиях, сделанных ещё в Санкт-Петербурге, был изображен их древний предок — Василий Васильевич Шорников, рослый мужчина в чёрной черкеске с длинной, окладистой бородой, отчаянной храбрости казак и лихой рубака, погибший в Первую Мировую.
Трёхмерные изображения всех этих реликвий хранились в компьютере Иля, но одно дело рассматривать их на трёхмерном экране и совсем другое держать в руках. Когда он задумался над тем, какое боевое холодное оружие выковать себе, ведь по законам Земли только начиная с двадцати семи лет мужчина имел права владеть настоящим боевым оружием, Иль сначала хотел выковать казачью шашку, но потом передумал. Всё-таки шашка, хотя он и владел ею в совершенстве, была для него слишком миниатюрным оружием. Поэтому он решил выковать себе меч, но не такой, как обычные мечи, а особый, своей собственной конструкции. Кузнечным делом Иль увлекался с детства и выковал уже не один десяток клинков, но то были обычные шашки, мечи, рапиры и шпаги. Сегодня же наступил день для особой ковки. Хотя он и не был хоть сколько-нибудь религиозен, а всё же сходил к заутрене в церковь, постоял в ней вместе с полутора десятками верующих, а затем испросил благословения на ковку у отца Иоанна. Тот дал ему кусочек хлеба, маленькую чарочку красного вина и зачем-то обрызгал водой, после чего перекрестил и дал уже куда более толковое устное напутствие опытного кузнеца, чем все прочие ритуальные заморочки.
Кузница, в которую сразу после посещения церкви отправился Иль, была самой старой в станице и к тому же общинной, а потому кто только из жителей их станицы в ней не работал. Поэтому восточная стена этого большого, квадратного в плане помещения представляла из себя алтарь чуть ли не всех богов и религий, которые были у жителей Земли. Едва только войдя в кузницу, Иль поставил на чугунный рифлёный пол свой походный контейнер, достал из него свёрток и первым делом прошел к алтарю и зажег перед всеми изображениями и скульптурами свечи, лампады и прочие курительные палочки, кланяясь каждому богу в надежде на то, что хоть кто-то из них обратит внимание на его работу и что-нибудь, да, вдохнёт в его изделие. После этого он прошел в соседнее помещение и совершил в небольшом каменном бассейне ритуальное омовение, как ему посоветовал его наставник по фехтованию, мастер Иширо Симадзу, после чего провёл получасовую медитацию. Илю хотелось выковать такой меч, который и без всяких технических примочек рубил бы всё подряд. Почувствовав, что он готов, Иль пошел переодеваться.
Специально для этого дня он давно уже купил себе новенькую рабочую робу, но надевать её на себя полностью не стал, день обещал быть жарким, а в кузнице, которая сегодня принадлежала только ему одному, и без того холодно никогда не бывает. Поэтому он надел лишь просторные чёрные брюки, пошитые из огнестойкой ткани, майку с короткими рукавами, кожаный фартук и натянул на руки перчатки с крагами, в которых он мог взять брусок раскалённого металла даже без щипцов. |