В штате было введено военное положение, и техасцам пришлось содержать солдат в ненавистных голубых мундирах. И естественно, самолюбие техасцев страдало оттого, что командование северян считало, что стоит выше любого закона. В случае возникновения конфликтов судьи всегда выносили решения в пользу офицеров янки. Техас являлся оккупированной вражеской территорией, и войска северян относились к населению штата как к побежденному противнику.
Сара, спускавшаяся по широкой лестнице следом за Бартоломью, в который уже раз за последние два года спрашивала себя: была бы судьба Юга такой же горькой, если бы Джон Уилкс Бут не застрелил президента Авраама Линкольна в тот роковой вечер [11] в театре Форда? Сара тяжко вздохнула. Если бы был жив Линкольн, все, возможно, сложилось бы иначе!
Бартоломью отвлек ее от грустных раздумий:
— Опять приехал адвокат. Он хочет поговорить с тобой.
Сара спросила:
— Он не сказал, что ему нужно? Может, он наконец нашел Янси?
Бартоломью покачал головой.
— Неужели адвокат мистера Сэма станет разговаривать с Каким-то негром? — проговорил он с язвительной усмешкой.
— Он что, грубил тебе? — нахмурилась Сара.
— Не больше, чем обычно.
— А знаешь, — упрекнула Сара темнокожего дворецкого, — может, мистер Хендерсон и говорил бы с тобой повежливее, если бы ты не напускал на себя такой высокомерный вид всякий раз, когда он приезжает в «Магнолиевую рощу». — Она погрозила дворецкому пальцем. — Ты делаешь это специально, я знаю, специально. Надуваешь щеки, задираешь нос и начинаешь говорить с таким английским акцентом, которому бы позавидовал и настоящий английский герцог.
Бартоломью ухмыльнулся и с невиннейшим видом проговорил, растягивая слова на южный манер:
— Не понимаю, о чем это вы, мэм! Я всего-навсего бедный нигер и не хочу никого обидеть!
— Перестань вести себя так вызывающе! — не на шутку рассердилась Сара. — Куда ты его проводил?
Бартоломью чуть нахмурился и ответил уже обычным тоном:
— В единственную комнату, которую еще не стыдно показывать гостям. Конечно же, в кабинет хозяина.
В это мгновение дверь, ведущая в библиотеку, распахнулась, и на пороге появилась чем-то очень недовольная Энн Шеллдрейк.
Годы пощадили Энн. В тридцать восемь лет ее волосы оставались такими же белокурыми, голубые глаза — такими же яркими, а кожа — такой же гладкой, как и прежде. На ней было черное шелковое платье, сшитое несколько лет назад, но не утратившее элегантности.
Сара хорошо помнила это платье, Энн надела его на похороны Маргарет и не снимала все время траура по сестре. После смерти Сэма Кантрелла, доброго и щедрого человека, приютившего Шеллдрейков — Том в прошлом году разорился и продал дом с плантацией, — Энн вновь надела это платье.
Однако существовала и другая причина, заставившая Сэма отнестись к Тому Шеллдрейку с такой добротой. В самом начале войны Том был ранен в левую руку. Он закрыл собой Сэма и получил предназначенную Кантреллу пулю. Сэм был уверен, что Шеллдрейк спас ему жизнь, и был готов ради друга на любые жертвы — даже мириться с высокомерной и вечно чем-нибудь недовольной женой Тома. Сара жалела Тома, но к Энн всегда относилась настороженно. Она нисколько не доверяла этой надменной женщине, но у нее все не хватало смелости выставить ее из «Магнолиевой рощи».
Энн Шеллдрейк уставилась на Бартоломью, стоявшего рядом с Сарой.
— Где ты был? — набросилась она на дворецкого. — Я же тебе сказала, что мы с мистером Томасом хотим кофе.
Бартоломью тут же задрал нос и с высокомерным видом ответил:
— По-моему, вы забыли, кто платит мне жалованье.
Энн театрально закатила глаза и проговорила, обращаясь к Саре:
— Господи, как же все изменилось после войны! Нигде нет спасения от этих невыносимых дерзких слуг, даже в собственном доме!. |