«Да, я везучая», — подумала Салли, удобно устроившись в стареньком, потертом кресле Дэвида.

14

Цветы наполняли ароматом всю палату. Букет был так великолепен, что Энн никак не могла поверить, что цветы предназначены именно ей. Она и не представляла, что люди могут быть так добры к ней.

В огромной вазе стояли гвоздики, которые прислала герцогиня. Великолепные гладиолусы в красивой коробке были от Бена, а букетик анемонов — от миссис Джарвис. Слуги с Баркли-сквер прислали бархатцы, а Энн и в голову не приходило, что они вообще замечают ее. Букет гардений принесла Салли, зная, что сестре нравятся чистые строгие линии лепестков и аромат этих цветов.

Мэриголд купила для Энн виноград, хотя это наверняка стоило очень дорого. Но все-таки больше всего Энн поразила огромная корзина орхидей от Элейн и ее отца.

Орхидеи! Они стояли в палате, как экзотический символ роскоши, о которой девушка знала так мало.

«Как добры люди! Невероятно добры!» — повторяла про себя Энн. Да, стоило заболеть, чтобы узнать, как щедры и любвеобильны люди, и близкие, и чужие.

Она чувствовала себя лучше. Дэвид и мистер Дрейсон были довольны. Но предупредили, что улучшение временное и необходима срочная операция по поводу аппендицита. На минуту это известие ошеломило Энн. Ей стало страшно, но она взяла себя в руки и тихо сказала:

— Если вы считаете это необходимым…

— Боюсь, это в самом деле необходимо, — проговорил мистер Дрейсон и улыбнулся Энн своей знаменитой обаятельной и успокаивающей улыбкой. — Но мы будем хорошо заботиться о вас, правда, Дэвид?

Дэвид кивнул:

— Энн знает, что это так.

— Вы очень добры, — отозвалась Энн. Когда мистер Дрейсон ушел, она спросила Дэвида: — Насколько все это дорого, Дэвид? Мы не можем себе позволить больших расходов.

— Боюсь, придется это сделать, Энн. На здоровье нельзя экономить. Но не волнуйся, Салли говорит, мы справимся.

— Это значит, что она и Мэриголд все истратят на меня. Это несправедливо, Дэвид, — вздохнула Энн.

— Лечение будет не так уж дорого, — ответил Дэвид. — Я все объяснил Дрейсону, а он невероятно достойный и порядочный человек.

Энн с минуту помолчала, а потом очень тихо спросила:

— Дэвид, сколько стоит эта палата?

Дэвиду не хотелось называть истинную цену, но что-то во взгляде девушки подсказывало, что не стоит ее обманывать.

— Восемь гиней в неделю. Это обычная плата за отдельную палату.

Энн глубоко вздохнула:

— Пусть меня переведут в общую.

Дэвид сел напротив нее и взял ее руки в свои.

— Послушай, Энн, я понимаю тебя, но я искренне тебе говорю: мы справимся — Салли и я!

— Нет, Дэвид, — твердо заявила Энн. — Я хочу, чтобы меня перевели в общую палату сейчас же!

— Не усложняй все, Энн.

— Я не усложняю. Я знаю, что мне нужно, и хочу, чтобы это было сделано. Ты очень милый, Дэвид, и не думай, что я не ценю твою помощь, но я слишком хорошо знаю, как тяжело твоей семье.

— Они готовы отдать все до последнего пенни, лишь бы ты поправлялась. И я тоже.

— Я ни за что не приму твои деньги, у тебя их не так уж много. Ты же не зарабатываешь столько, сколько предполагал, потому что работаешь в лаборатории сэра Хьюберта. Ведь так?

Дэвид горько усмехнулся:

— Черт возьми, Энн! Ты знаешь обо мне, пожалуй, больше, чем я сам!

— Твой отец — милый старик, которому половина Корнуолла должна деньги, и вряд ли он когда-нибудь их получит.