Смеляков внимательно следил за выражением лица Ковалёва, но оно оставалось бесстрастным.

– Хорошо, Александр Васильевич. Я подключусь к этому делу. – Ковалёв положил телефонную трубку и посмотрел на Смелякова. – Ну что ж, Виктор Андреевич, я всё уточнил. Завтра же пойдём к Ильюшенко, попробуем получить его «добро» на прослушивание. Как только всё будет решено, я дам соответствующее распоряжение.

«Нет, Шопена так нельзя играть. Это просто вколачивание клавиш, а не музыка… Впрочем, предыдущий ноктюрн она исполнила изумительно. Я просто растворился в музыке. Один человек – и какие непохожие, противоречивые характеры».

Машковский отнял руку от лица и перевёл взгляд на сидевших во втором ряду партера двух молодых женщин. Едва заняв своё место в ложе, Машковский сразу обратил внимание на них. Сидя рядышком, они выглядели удивительно эффектно – одна с пышной золотистой шевелюрой, другая – с короткой стрижкой гладких чёрных волос.

«Чёрненькая, пожалуй, строже, хотя взгляд почти детский… И она скромнее… Может, стеснительнее», – размышлял Григорий Модестович, с удовольствием разглядывая женщин.

Когда зал всколыхнулся аплодисментами, Машковс-кий повернулся к сидевшему рядом секретарю.

– Коля, ты видишь тех дам?

– Да, Григорий Модестович.

– Слетай-ка шустренько за цветами.

– Два букета?

– Разумеется. Два одинаковых.

– Сию минуту всё организую.

Николай бесшумно скрылся, и Машковский присоединился к овациям.

Затем он откинулся в кресле, положил обе руки на набалдашник трости и теперь до конца отделения наслаждался музыкой, не отрывая глаз от заинтересовавшей его черноволосой женщины.

«Пожалуй, она похожа на мою покойную жену. Та была именно такой в начале нашей семейной жизни. А потом быстро потеряла форму, стала рыхлой внешне и внутренне. Ничего удивительного, что она рано умерла… Да, эта дама несомненно напоминает мне Маргариту в лучшие её годы…»

Во время антракта Николай юркнул между рядами и перехватил молодых женщин едва они поднялись со своих мест.

– Простите, я не знаю ваших имён, но господин Маш-ковский просит вас принять эти цветы.

– Вы не ошибаетесь? – спросила светловолосая, с сомнением глядя на Николая.

– Я никогда не ошибаюсь.

– Вы уверены? – Светловолосая кокетливо склонила голову.

– Извините, а кто такой этот Машковский? – Черноволосая поправила висевшую на руке сумочку. – Мы ведь не знакомы с ним?

– Григорий Модестович – тонкий ценитель красоты, – ответил Николай, продолжая держать букеты на вытянутых руках.

– Вообще-то всё это очень странно, – внезапно к разговору присоединился стоявший возле женщин худой мужчина лет тридцати. – Какой-то Модестович… посылает цветы… Надо же! И сегодня, оказывается, встречаются тайные поклонники.

– Никакой тайны. Он сейчас в ложе, вон там. – Николай указал глазами на Машковского, внимательно следившего со своего места за происходящим в партере. – Если вы не возражаете, Григорий Модестович подойдёт к вам после концерта…

– Женя, – с явным недовольством произнёс худой мужчина, – по-моему, это не совсем прилично.

Женя тряхнула головой, откидывая упавшую на глаза золотистую прядь, и взяла предложенный ей букет.

– Всё очень даже прилично, – решительно сказала она. – Не перевелись ещё рыцари на этом свете.

Приняв букет, она повернулась в сторону Машковс-кого и слегка кивнула.