Рыжебородый и казаки негромко переговаривались, двое казаков держали в руках лопаты, а третий — огромный полицейский фонарь.

Не нужно быть Альбертом Эйнштейном, чтобы догадаться, зачем они сюда приперлись.

Дело в том, что после смерти Чудовища я подобрал корону и золотые цепи мертвых близнецов, а потом выкинул это все из окна аудитории в садик. В садике тогда был только Пушкин, выкинутый из окна еще до короны, по ходу потасовки.

Пушкин, конечно, сражался на другой стороне, но сражался он ради денег, так что быстро сообразил, что к чему. Поэтому он схватил цацки убитого Чудовища и аккуратно их прикопал в садике, пока не набежала Охранка с казаками. Благо, лопатка садовника для этого в садике нашлась.

А вот где именно прикопаны Императорские сокровища — знали только я, руководивший захоронением короны и драгоценных цепей, и Пушкин. А о том, что царские артефакты в принципе закопаны где-то в садике, знали еще мои товарищи, вместе с которыми я защищал Чудовище.

Так что присутствие здесь директора Лицея Огневича в компании трёх казаков и двух лопат было довольно неожиданным. Ну да ладно. У Огневича есть казаки и лопаты, а у меня — его сынок.

— Твой батя хочет спереть нашу корону, — прошептал я Огневичу, — Сделай что-нибудь.

Но Огневич начал мяться, как школьница на первом свидании, даром, что был бородатым третьекурсником.

— Да что я сделаю?

— Уведи батяню из садика.

— Как?

— Ну, скажи, что твоя мамка только что родила тебе братика, или что-нибудь в этом духе. Мне плевать, просто убери его оттуда. Пока он не откопал нашу корону.

— Моя мама умерла, Нагибин, — прошипел Огневич.

— Прости. Ну тогда скажи, что любовница твоего папки рожает тебе единокровного братика. Быстрее, Огневич! Мы теряем время.

Вообще, я не совсем понимал, зачем Огневич продолжает соблюдать наше соглашение и помогать мне.

Я бы на его месте просто поднял бы шум, чтобы мы с Шамановым в ужасе сбежали. А потом помог бы отцу перекапывать садик в поисках короны.

Благо, прикопал Пушкин сокровища неглубоко, да и нормально замаскировать место прикопа потомок великого поэта не осилил, на это тупо не было времени.

Так что за полчаса корону и остальное Огневичи бы нашли, в этом сомневаться не приходилось. Но, судя по всему, отношения с батей у Огневича были не очень, поскольку Огневич зачем-то продолжал помогать мне, а не собственному отцу.

Так или иначе, но Огневич спрыгнул в садик с пандуса, спланировав вниз на магической тяге, а потом подошёл к директору Лицея и казакам. Директор и казаки как раз были заняты тщательным осмотром куста белых роз.

Огневич-старший удивленно уставился на сына.

Сейчас, когда Огневичи стояли рядом, было особенно заметно, как они похожи. Бороды и головы у обоих были огненно-рыжими, разве что у бати борода была длиннее и пышнее, а в рыжине волос даже в свете фонаря можно было заметить седину.

— Иона? — удивленно спросил Огневич-старший, когда его сын подошёл и стащил с головы свой масонский колпак.

Судя по всему, младшего Огневича звали Ионой.

— Эээ… Salut, papa, — поприветствовал Огневич батю по-французски.

— Ты что тут забыл? — директор был явно недоволен внезапным появлением сынка, — И как ты узнал, что я здесь? Мы тут… в общем, мы сажаем розы. Это должен быть сюрприз. Для студентов.

Как по мне, отмаза вышла так себе. Около минуты сын и отец свирепо смотрели друг на друга, а казаки деликатно разглядывали землю, то ли из вежливости, не желая мешать семейному разговору Огневичей, то ли в поисках прикопа.