Я кивнул и последовал за Эсти.

«Честно говоря, после того, что я увидел, трудно будет спокойно отсиживаться в Вильяверде, выкинув расследование из головы. Я бы целыми днями только и делал, что названивал тебе и ныл, чтобы ты рассказала, что и как». Все это я изложил в письменной форме, пока мы шагали к месту преступления.

Дождь больше не моросил робкой чередой ледяных капель – он хлынул нам на головы по всем дождевым законам. Но больше всего меня беспокоил ветер, который все крепчал, срываясь с обнаженного гребня перевала.

– Да, и в конечном итоге, если расследование не пойдет по тому руслу, которое ты предполагал, рванул бы в участок как оглашенный… Мы уже настрадались от тебя, Кракен. – Она рассмеялась почти счастливо, и в глазах у нее блеснула искорка надежды. – Давай, возвращайся домой; мы – твой дом.

«Я выгляжу ужасно, – написал я. – Сегодня утром я нервничал, поскольку предстояло столкнуться с толпой виторианцев и властями, желающими воздать мне дань уважения. Больше всего пугало то, что все увидят шрам от пули». Я оторвался от экрана телефона, машинально прикрывая его прядью волос.

«Лучше тебе не рассказывать о моей встрече с Альбой», – решил я, сжав зубы, чтобы подавить ярость.

«Стремное убийство, Эсти. Вам действительно понадобится психолог криминалист».

Она улыбнулась, я тоже улыбнулся. Это было молчаливое «да», и мы оба это знали.

Но я не сказал ей всей правды.

Правда заключалась в том, что во время визуального осмотра мне удалось выкинуть из головы реальность, с которой я понятия не имел, как справиться: материнство Альбы и мое возможное отцовство. Мне нужно было по уши погрузиться в это расследование, которое с самого начала казалось сложным и путанным. И потом, ежевичные джемы и жареные каштаны не помешали бы мне сойти в Вильяверде с ума, обдумывая все обстоятельства этой беременности.

– Знаешь что? – сказала мне моя напарница. – Мой брат Энеко рассказывал мне истории об этих краях, когда мы поднимались сюда с нашей компанией. Этих историй сотни. Например, здесь на протяжении тысячелетий проходила Камино де Сантьяго, проезжали всадники, экипажи, благородные дамы и купцы. Но одна мне особенно запомнилась: история об отшельнике, который жил недалеко от больницы для паломников, построенной в Средние века чуть ниже; там теперь часовня Санкти Спириту. Рассказывают, этот человек помогал детям, которые никак не могли заговорить.

Я заметил, что, рассказывая мне эту историю, она машинально прикоснулась к серебряному эгускилору , который носила на кожаном шнурке. Он все еще был при ней – память об Энеко, ее Эгускилоре.

Эсти тоже еще не оправилась после недавних событий.

В этот момент нас прервал Куэста. Судебный секретарь столкнулся с нами в туннеле, пытаясь где нибудь укрыться от дождя. Двое других техников, эксперт и инспектор Мугуруса, поспешно засовывали тело Аннабель в черный мешок. Куэста достал бумажник в полиэтиленовом пакете и протянул нам.

– Думаю, вы должны это увидеть, – сказал он. По его белому пластиковому комбинезону стекала вода.

– Что именно? – спросила Эстибалис, думая о том, что еще предстояло спасти от дождя.

Но тут пошел град, и несколько ледышек размером с орех яростно обрушились на наши головы.

– Котел! И куртка! – крикнул инспектор Мугуруса. – Помогите нам!

Мы все трое выбежали наружу, не успев продолжить разговор.

– Они справятся с телом? – спросила Эстибалис у судмедэксперта.

– Да, давайте спрячемся в туннеле, хотя не знаю, будем ли мы там в безопасности.