Изменить размер шрифта - +
В центре площади, у края фонтана, стояла высокая одинокая фигура — пульсирующие температурные перепады каждые несколько секунд искажали нормальные перспективы, ненадолго ее увеличивая. Опаленное солнцем лицо Хардмена и черная борода стали теперь белыми как мел, а заляпанная грязью одежда поблескивала в слепящем солнечном свете, словно золоченые полотна.

Керанс с трудом поднялся на колени, ожидая, когда Макреди бросится за Хардменом, однако сержант, стоя вместе с Риггсом у колонны, тупо таращился прямо перед собой — то ли во сне, то ли в трансе.

Отойдя от фонтана, Хардмен медленно направился через площадь, то возникая, то вновь скрываясь за изменчивыми завесами света. Он прошел в каких-то шести метрах от Керанса, который, скрытый за колонной, стоял на коленях и держал руку на плече Уилсона, утихомиривая ворчливые жалобы солдата. Обойдя вертолет, Хардмен добрался до дальнего конца здания суда и вышел с площади, неуклонно поднимаясь по узкому скату к ильным отмелям, что простирались вдоль берега в сотне метров от портика музея.

Словно оповещая о его бегстве, интенсивность солнечного света слегка уменьшилась.

— Полковник Риггс!

Макреди сбежал вниз по ступенькам, прикрывая глаза от солнца, и указал автоматом Томпсона на ильную отмель. Риггс, без фуражки, последовал за ним, худые плечи полковника устало и удрученно сгорбились.

Останавливая Макреди, он взял сержанта за локоть.

— Пусть уходит. Теперь нам его никогда не поймать. Да и смысла, впрочем, уже нет.

В безопасных двухстах метрах от преследователей Хардмен по-прежнему энергично двигался, словно адское пекло никак его не сдерживало. Он добрался до первого гребня, частично скрытого за плотной пеленой пара, что висела над центром ильной отмели, — и пропал в ней, как человек, исчезающий в густом тумане. Бескрайние берега внутреннего моря простирались перед Хардменом, сливаясь по краям со сверкающим небом — так что Керансу показалось, будто лейтенант шагает по дюнам раскаленного добела пепла в самое жерло солнца.

 

Следующие два часа Керанс тихо сидел в музее, ожидая прибытия катера и прислушиваясь к раздраженному ворчанию Риггса и жалким извинениям Дейли. Измученный пеклом, он пытался уснуть, но периодический треск карабина обрушивался на его измочаленный мозг, словно удар кожаного ботинка. Привлеченный шумом вертолета, к ним приблизился выводок игуан, и теперь рептилии деловито прохаживались по краю площади, пронзительно крича на рассевшихся на ступеньках музея людей. Их резкие визгливые голоса вселяли в Керанса тупой страх, который не исчез даже после прибытия катера и обратного путешествия на базу. Сидя в относительной прохладе под проволочным колпаком, пока зеленые берега канала скользили мимо, он по-прежнему слышал их хриплый лай.

На базе Керанс пристроил Уилсона в лазарет, а затем разыскал доктора Бодкина и описал утренние события, постоянно ссылаясь при рассказе на вопли игуан. Бодкин с загадочным видом кивнул, а потом заметил:

— Будьте настороже, Роберт. Вы снова можете их услышать.

По поводу бегства Хардмена он никаких комментариев не сделал.

Катамаран Керанса по-прежнему был пришвартован на другой стороне лагуны, так что он решил провести ночь в своей каюте на экспериментальной станции. Там он провел остаток дня в постели, пытаясь справиться с легким приступом лихорадки, размышляя о Хардмене и о его странной одиссее на юг, а еще об ильных отмелях, сияющих, как лучистое золото, под солнцем меридиана — подобно потерянным и недостижимым, но вечно манящим берегам амнионического рая.

 

Глава пятая

Нисхождение в глубокое время

 

Позднее, той же ночью, когда Керанс спал в своей койке на экспериментальной станции, а мрачные воды лагуны шумели над затонувшим городом, к нему пришли первые сновидения. Он поднялся на палубу и стал глядеть за поручень на черный, светящийся диск лагуны.

Быстрый переход