|
К нему присоединились еще несколько танцующих — и, со стуком бедренной и большой берцовой, лучевой и локтевой костей, последовал сумасшедший танец скелета. Слабо, лишь едва-едва сознавая, что эти оскорбительно ухмыляющиеся лица мелькают в каком-то полуметре от его собственного, Керанс подождал, пока этот экстаз уляжется, затем подался назад и попытался прикрыть глаза, когда над его головой взорвался новый залп ракет, на мгновение освещая плавучую базу и окружающие здания. Таким образом был дан сигнал к концу празднества и началу очередной ночной работы. Странгмен и Адмирал с криком вырвались из танцующей группы. Телегу, с глухим звоном металлических ободов по булыжнику, уволокли, а керосиновые факелы погасили. Буквально через минуту площадь стала пустой и темной, несколько наспех притушенных костров шипели среди подушек и барабанов, попеременно отражаясь в золоченых подлокотниках трона и окружавших его белых костях.
Время от времени, на протяжении всей ночи, небольшая группа мародеров снова появлялась, прокатывая перед Керансом на телеге свою добычу, бронзовую статую или фрагмент портика, поднимая ее на корабль, — а затем опять исчезала, не обращая внимания на недвижную фигуру, сгорбившуюся на троне среди теней. К этому времени Керанс уже спал, не сознавая о голоде и усталости, — и пробудился за несколько минут до рассвета в самый прохладный ночной отлив, чтобы позвать Беатрису. Он не видел ее со времени своей поимки после смерти Бодкина и полагал, что Странгмен держит ее взаперти на плавучей базе. В конце концов, после огненной ночи с бравурностью ее барабанов и ракет, над заполненной тенями площадью поднялся рассвет, растягивая по горизонту необъятно-золотистую занавесь солнца. В течение часа осушенная площадь и окрестные улицы стали безмолвны — лишь далекое гудение кондиционера на плавучей базе напоминало Керансу, что он здесь не один. Невесть как, посредством очевидного чуда, он пережил предыдущий день, сидя без всякой защиты на полдневной жаре, с единственным прикрытием из плаща водорослей, что свисали с его короны. Подобно выброшенному на берег Нептуну он смотрел из-под этого венчика на ковер блестящего света, постепенно покрывавшего кости и мусор. Однажды до него вдруг дошло, что на палубе сверху открывается люк и что Странгмен пришел из своей каюты за ним понаблюдать — считанные минуты спустя его окатили несколькими ведрами ледяной воды. Керанс лихорадочно сосал холодные капли, что капали с водорослей к нему в рот, будто замерзшие жемчужины. Немедленно вслед за этим он утонул в глубокой апатии — и пробудился в сумерки, как раз перед тем, как должны были начаться ночные празднества. Затем к нему в своем облегающем белом костюме подошел Странгмен — критически его осмотрел, а затем, в странном приливе жалости, вдруг пробормотал: — Керанс, вы еще живы. Как вам это удалось?
Именно это замечание поддерживало Керанса весь второй день, когда белый ковер полудня казался подобен слоям белого каления в считанных сантиметрах друг от друга — подобен плоскостям параллельных вселенных, выкристаллизовавшихся из континуума немыслимой жары. Воздух жег кожу как огонь. Керанс тупо таращился на мраморные статуи и думал о Хардмене — как он движется сквозь столпы света на своем пути к устью солнца, исчезая за дюнами лучистого пепла. Та же сила, что хранила Хардмена, теперь, казалось, открылась и в Керансе, невесть как приспосабливая его организм к тому, чтобы переживать непрерывное пекло. И по-прежнему за ним наблюдали с верхней палубы. Однажды крупная саламандра в метр длиной устремилась к нему, медленно изгибаясь и натыкаясь на кости — безумные зубы твари походили на обсидиановые кремни — и единственный выстрел прогремел с палубы, размазывая ящерицу в корчащуюся массу у его ног. Подобно рептилиям, недвижно сидевшим на солнце, Керанс терпеливо ждал, когда кончится день. И снова Странгмен был явно озадачен, найдя Керанса качающимся в измученном бреду, но все еще живым. |
