Выпрямившись, Ребус оглядел выставленные в том же зале мрачные предметы, напоминавшие о бренности всего сущего, и, не удержавшись, покачал головой.

– И вы все это собрали? – спросил он.

Джин кивнула.

– По крайней мере вашим подругам есть о чем поболтать с вами на вечеринках.

– Вы не поверите, инспектор, – спокойно ответила Джин, – но когда речь заходит о смерти… В конце концов, разве нас не интригует то, чего мы больше всего боимся?…

Внизу, в старом музее, они сели на скамью, которой резчик придал подобие скелета кита. В бассейне рядом плавали какие‑то рыбы, и пришедшие на экскурсию дети тянулись к ним, но в последний момент отдергивали руки, хихикая и визжа, демонстрируя ту же смешанность чувств (теперь любопытства со страхом), о которой в связи с Джин подумал Ребус. У дальней стены зала стояли высокие часы, представлявшие собой нагромождение всяческих химер. Обнаженная фигурка женщины была вся опутана чем‑то вроде колючей проволоки, Ребус был уверен, что там наверняка есть и другие сцены пыток – просто он их не видит.

– Наши «Часы Тысячелетия», – объяснила Джин Берчилл, перехватив его взгляд, и посмотрела на свои наручные часики. – Через десять минут они начнут бить.

– Интересная конструкция, – заметил Ребус. – Часы, полные страданий…

Она внимательно посмотрела на него.

– Не все это замечают. Во всяком случае, не сразу.

Ребус только пожал плечами.

– Она кивнула:

– Возможно, они устраивали своим жертвам ложные погребения. По нашим оценкам, Бёрк и Хейр продали врачам не меньше семнадцати тел. Это было ужасное преступление… Видите ли, согласно христианскому вероучению, мертвец, подвергшийся вскрытию, не может восстать в день Страшного суда.

– Да, без внутренностей не очень‑то восстанешь, – согласился Ребус, но Джин пропустила его замечание мимо ушей.

– Бёрка и Хейра задержали и судили. Хейр дал показания против своего подельщика, поэтому на виселицу отправился один Бёрк. Попробуйте угадать, что стало с его телом после казни?…

Ответить на этот вопрос было легко.

– Оно попало в анатомический театр? – сказал Ребус.

Джин Берчилл снова кивнула.

– Его тело отвезли в Олд‑Колледж, – туда же, куда несколько ранее попали все или почти все его жертвы, – и использовали на занятиях по анатомии. Это произошло в январе тысяча восемьсот двадцать девятого года.

– А гробы датируются началом тридцатых… – Ребус задумался. Кажется, кто‑то когда‑то хвастался ему, будто владеет какой‑то вещицей, сделанной из кожи Бёрка.

– Ну а потом? – спросил он. – Что стало с телом Бёрка потом?

Джин Берчилл посмотрела на него.

– В музее Хирургического общества хранится записная книжка…

– Переплетенная в его кожу?

– Да. – Джин опустила голову. – Честно говоря, иногда мне становится его жаль. Бёрк был почти гениален. В Шотландию он приехал в поисках лучшей жизни. Бедность и стечение обстоятельств толкнули его на кривую дорожку. Однажды его дальний знакомый, который к тому же должен был Бёрку некую сумму, скоропостижно скончался прямо у него дома. Бёрк знал, что медицинский факультет Эдинбургского университета остро нуждается в трупах для анатомирования. Так все и началось…

– Скажите, в те времена люди жили дольше, чем сейчас?

– Вовсе нет. Скорее наоборот, но… Как я уже говорила, человек, чье тело подверглось вскрытию, не может войти в рай.