— Нормальный человек, естественно, не поверил бы подобной галиматье, — сказал Жак.
— Что я и говорил! — К изумлению Полы, Том сохранял спокойствие. — Вы этому не верите, не поверили бы и они. Я не оправдываю своего обмана и не прошу вашего снисхождения. Все у нас с вами зашло слишком далеко, и ничего уже не исправишь. Говорю вам это по одной причине…
— Вы предполагаете, что я могу извинить эту мистификацию?..
— Совсем нет. Наше поведение было весьма сомнительным, и я полностью беру на себя ответственность за это, — продолжал Том. — У Полы не было выбора — если только она не хотела потерять работу, а этого она не могла себе позволить. Но я хочу поговорить с вами о Йенсенах.
— Как-нибудь я сам справлюсь со своими партнерами, — огрызнулся Жак, вставая.
— Так же, как вы справились со своей женой? — На это замечание француз ответил взглядом, полным гнева, но Том продолжал: — Жесткие, не идущие на компромисс люди вынуждают других принимать неразумные решения. Что и сделали Йенсены в отношении нас. Что и вы, как я думаю, делаете в отношении Симоны.
Пола с трудом могла в это поверить. Неужели ее любимого Клинтона больше беспокоит возможность помочь Симоне и Жаку, чем попытка спасти шансы на получение ссуды? Невероятно, но, видимо, так оно и есть.
— Это невыносимо! — Жак в ярости вскочил. — Сначала вы пытаетесь меня самым откровенным образом провести, потом вмешиваетесь в мои личные дела!
— О, Жак, пусть ваше негативное отношение к нам не отразится на ваших чувствах к Симоне! — решительно высказалась Пола.
— Мои отношения с женой не подлежат обсуждению. — Жак повернулся, чтобы уйти, но Пола, вскочив, встала перед ним.
— Симона вас любит, — настойчиво внушала она. — Знаю, вы страдаете, тем не менее вы же сами причинили женщине куда большую боль.
— Откуда вы все это знаете? — Надо же остановился и даже не пытается пройти мимо нее к дверям.
— Это чувствует любая женщина. — Пола говорила со всей искренностью, выражая, быть может, то, что чувствовала сама в данный момент. — Она думает, что безразлична вам как женщина, как личность. Она для вас так, неосязаемое нечто, способное лишь занимать ваших гостей или согревать вам постель.
— Моя жена понимает, что такое брак, — возразил тот, но уже без прежней уверенности. — Она не ребенок.
— Вы тоже не дитя! — вскричала Пола. — Разве нельзя пойти на небольшой компромисс, чтобы показать Симоне, что вы желаете ей счастья?
Француз глубоко вздохнул, глядя на искаженное неподдельной болью лицо стоявшей перед ним женщины.
— Возможно, вам трудно в это поверить, но я действительно стараюсь быть справедливым. Признаюсь, я сам говорил вам о своих тревогах в отношении Симоны, вероятно, поэтому вы и считаете себя вправе вмешиваться. — Затаив дыхание, Пола выжидала. — Возможно, и месье Клинтон прав в своем мнении о Йенсенах. Они, действительно, нередко, а вернее сказать всегда, смешивают личное со здравым смыслом в бизнесе. Честно говоря, я собирался пойти вам навстречу и сделать второе предложение, — произнес месье д'Арман. — Вы оба считаете, что я несправедлив и не способен идти на компромисс. Что ж, я докажу, что вы ошибаетесь. Хочу обсудить с вами это предложение, мистер Клинтон.
Пола затаила дыхание. Значит, еще не все потеряно?
Слова Тома разрушили ее иллюзию.
— Жак, я ценю ваше великодушие, но вы неправильно меня поняли. Я ничего не имею против высокой нравственности в бизнесе, но меня коробит полное отсутствие гибкости, закоснелость чувств, консерватизм мышления. |