— У тебя его нет. Но ты невосприимчив к Бетагемоту.

— Почему?

— Ты не совсем человек, Кен. Это дает тебе преимущество.

— Но... — Тут Ахилл замолк. Мембрана не изолировала Роуэн. Несмотря на предосторожности, они все дышали одним воздухом.

— Но у вас иммунитет есть, — закончил он.

Она склонила голову набок:

— Потому что во мне от человека осталось еще меньше, чем у Кена.

***

Ради эксперимента Лабин просунул руку сквозь одну из граней. Мембрана, похожая на мыльный пузырь, разошлась вокруг его плоти и плотно облепила кисть, ярко мерцая в месте соприкосновения, но, когда Кен замер, померкла. Лабин хмыкнул.

— Чем раньше начнем, тем раньше закончим, — сказала Роуэн.

Лабин прошел внутрь. На секунду вся поверхность куба пошла масляными радугами, но, как только рифтер оказался в операционной, мембрана расчистилась, восстановив целостность.

Патриция взглянула на Дежардена:

— Множество белков — особенно энзимов — плохо работают на больших глубинах. Мне говорили, что от давления их структура меняется.

При запуске стерилизационного поля куб слегка потемнел, как будто его стенки уплотнились. Разумеется, так лишь казалось; мембрана, как и прежде, сохраняла толщину в одну молекулу, но повысилось ее поверхностное натяжение. Сейчас Лабин мог броситься на нее всем своим немалым весом, но она не открылась бы. Поддалась бы — растянулась, исказилась, дошла бы под действием чистой инерции где-то до середины комнаты, словно резиновый носок с камнем внутри. Но не порвалась бы, а вернулась спустя несколько секунд в исходное двумерное состояние. И Лабин по-прежнему сидел бы внутри.

Дежардена это даже немного успокоило.

Роуэн слегка повысила голос:

— Кен, разденься, пожалуйста. Одежду оставь на полу. Там висит шлемофон. Ты можешь им воспользо­ваться во время процедуры.

Она повернулась к Дежардену:

— Перед отправкой на рифт нам приходится модифицировать наших людей. Мы им вживляем гены глубоководных рыб.

— Элис говорила, что глубоководные белки... скажем так, жесткие, — вспомнил Дежарден.

— Да, они труднее распадаются. А так как в теле сера содержится именно в белках, то у рифтера украсть ее труднее. Но мы укрепляем только наиболее чувствительные к давлению молекулы, и Бетагемот может легко добраться до других. Ему просто нужно больше времени для разрушения всего клеточного механизма.

— Если только все не заменить.

— Ну все мелкое. Под удар попадают молекулы, в ко­торых меньше пятидесяти—шестидесяти аминокислот. Это как-то связано с сульфидными мостиками. Разумеется, существуют индивидуальные различия, носители могут не испытывать симптомов месяц, а то и больше, но единственный путь — это... — Она пожала плечами. — В общем, я стала наполовину рыбой.

— Русалкой, — образ был совершенно абсурдным.

Роуэн наградила Ахилла еле заметной улыбкой и продолжила:

— Кен, ты знаешь процедуру. Ляг лицом вниз, пожалуйста.

Операционный стол был наклонен под двадцатиградусным углом. Лабин, голый, с лицом, скрытым шлемофоном, оперся об него, словно собирался делать отжимания, а потом лег.

Воздух замерцал и зажужжал. Кен тут же обмяк. И тогда насекомоподобная над ним выпустила свои ужасающие конечности с бесчисленным количеством суставов и принялась кормиться.

— Да твою же мать, — не сдержался Дежарден.

Лабина пронзило в десятках мест. Ртутные нити змеями проникли ему в запястья, погрузились в спину. Катетер скользнул в анус, второй пронизал пенис. Что-то медное заползло в рот и нос. Провода кишели на лице, червями заползали под шлемофон. Даже из стола неожиданно выскочили тонкие иглы: Лабина зафиксировали на месте, словно насекомое, которое вдавили в прово­лочную щетку.