С того дня Матвеев приступил к его обработке: несколько раз предоставлял машину для хозяйственных нужд, увеличил размер премии и помогал с лекарствами для больной дочери — Марты. А когда ее состояние резко ухудшалось, оплатил услуги врача. Все это не могло не тронуть сердца несчастного инвалида войны и многодетного, с кучей проблем отца. Штоку становилось все труднее скрывать свои чувства, они были написаны на его лице. Однако Матвеев не форсировал событий и терпеливо ждал своего часа. Однажды он наступил.

Очередной рабочий день в Миссии начался с совещания. После него Матвеев поднялся к себе в кабинет и занялся изучением дел на репатриантов. За работой не заметил, как пролетело время и к концу подошел обеденный час. Сложив дела в сейф и закрыв на ключ, он спустился в столовую. Обедать пришлось в одиночестве.

Шток подал борщ. Над тарелкой вился ароматный парок. Матвеев наклонился и, причмокнув, произнес:

— Как пахнет! Будто дома побывал. Молодец, Вальтер!

— Благодарю, господин подполковник, — поблагодарил Шток и, польщенный похвалой, склонился в поклоне.

— Вальтер, если так дальше пойдет, то вам самое место в лучшем московском ресторане.

— Благодарю, господин подполковник.

— Присаживайтесь, Вальтер! Как у нас говорят, в ногах нет правды, — пригласил к столу Матвеев.

— Извините, господин подполковник, я не могу себе такое позволить. Кто я, и кто вы. Нет! Нет! — отнекивался Шток.

— Вальтер, бросьте эти буржуазные замашки! Присаживайтесь!

— Нет! Нет, господин подполковник.

— Вальтер, вы где работаете?

— Э… э… в советской миссии.

— Вот именно, советской! А у нас все равны! Присаживайтесь!

— Благодарю, господин подполковник.

— Товарищ, — поправил Матвеев и кивнул на стул перед собой.

Шток бочком присел и не знал, куда девать свои большие, натруженные руки. Матвеев неторопливо ел борщ, нахваливал и, расспрашивая о положении дел в семье, поинтересовался:

— Как чувствует себя Марта?

— Пока непонятно, господин, извините, товарищ подполковник, прошло еще мало времени, — печально обронил Шток.

— Не отчаивайтесь, Вальтер! Мне обещали прислать из Берлина самое лучшее лекарство. Оно обязательно поможет.

— Я вам так благодарен, товарищ подполковник. Но… — нервные спазмы перехватили горло Штока, и он просипел: — Я… я виноват перед вами. Очень виноват.

— В чем, Вальтер?

— Это все они… Это… — Шток осекся и судорожно глотал воздух.

— Вам плохо, Вальтер?! — Матвеев подхватил его под руку и вывел в сад.

Весна уже смело заявила о своих правах. Теплые ветры, повеявшие с Атлантики, очистили небо от свинцово-сизых туч. Оно налилось густой синевой. В нем беззаботно плескалось солнце. Под его яркими лучами природа стремительно пробуждалась к новой жизни. Изумрудная зелень травы покрыла лужайки. Обочины дорожек полыхали жаром одуванчиков. Кроны деревьев гудели от гомона птиц.

Матвеев провел Штока в беседку и усадил на лавку. Бедняга медленно приходил в себя. Краски постепенно возвращались на лицо. Несмотря на прохладу, на его лбу выступила обильная испарина. Матвеев с сочувствием смотрел на Штока.