|
Да и не до того было: Фатимиды оказались жертвой типичного для всех мусульманских династий раскола. В очередной раз возникла проблема, кто — истинный халиф, а кто — узурпатор. К этому времени относится обострение полемики между двумя течениями, на которые раскололась «ересь» измаилизма, — низаритами и мусталитами. Низариты считали, что имамом является Абу Мансур Низар, старший сын фатимидского халифа Египта аль-Мустансира. Дело было в том, что в конце своего правления халиф аль-Мустансир (1036–1094) неожиданно лишил своего старшего сына Низара права наследования престола в пользу его младшего брата Мустали. После смерти отца Низар начал борьбу с могущественным вазиром (вези-ром или визирем, то есть, выражаясь современным языком, «премьер-министром»; слово «вазир» происходит от персидского титула «вазирг» эпохи Сасанидов) Аль-Афдалем (поддерживавшим Мустали). В борьбе Назир потерпел поражение, попал в плен и был казнен в 1095 году. В среде измаилитов произошел раскол. В Фатимидском Египте (включавшем первоначально Северную Африку), а также в Йемене и в мусульманской (западной) Индии в конце концов утвердились именно мусталиты, но за его пределами (в частности, в Персии и Ираке) большинство измаилитов были склонны придерживаться низаритского толка (или, если воспользоваться терминологией русских староверов-раскольников — «низаритского согласия»). В Сирии первоначально ни одна из двух измаилитских фракций не получила преобладания, и только в XII веке там взяли верх низариты.
Молодому, но честолюбивому не по годам начинающему религиозному деятелю стало совершенно ясно, что Фатимидский халифат измаилитов стареет и слабеет. Фатимиды уже утратили свои владения в Северной Африке (в частности, Тунис), уступили остров Сицилию воинственным норманнам, а свои владения в Сирии — туркам-сельджукам. Провести жизнь, ратуя за египетского халифа-мусталита, отвергаемого не только суннитами и шиитами, но даже большинством самих измаилитов, придерживавшихся низаритских воззрений, означало согласиться на горькую судьбу безвестного мученика. Однако ни безвестное служение высокой идее, ни мученический венец Гассана ибн Саббаха не привлекали. Он должен был найти свой путь к власти. Для этого молодой честолюбец готов был использовать Фатимидского халифа и измаилизм, но не собирался становиться верным рабом человека или учения. Молодой и энергичный, как говорится, в самом расцвете духовных и физических сил — ему еще не было и 30 лет от роду, — тщеславный и немало повидавший измаилит возвратился из далекого Мисра в родной Иран. Он остановился в столице Сельджукского султаната Исфагане, где без труда нашел приют у единоверцев-измаилитов (низаритского толка). Сегодня мы невольно поражаемся тому, насколько мобильными и легкими на подъем (по сравнению с жителями тогдашнего христианского Запада — правда, до эпохи Крестовых походов!) были люди мусульманского Востока. Дошедшие до нас жизнеописания большинства из них представляют собой, по сути дела, нескончаемую череду сменяющих друг друга, как в калейдоскопе, селений, стран и городов, в которых они побывали, то ли по делу, то ли торгуя, то ли путешествуя от двора одного владыки ко двору другого. Через весь Восток тянулись вереницы паломников, совершающих хадж, стремясь достичь священного города Мекки, чтобы поклониться черному камню-метеориту Каабы (тому самому, от которого нечестивые карматы откололи половину). От Испании, «страны Аль-Андалус», исламизированной почти целиком, до Турфана, граничащего с «недвижным Китаем» Туркестана, ехали по своим делам мудрецы и поэты, купцы и искатели приключений (а проще говоря, авантюристы, любители половить рыбку в мутной воде). И для каждого была важна принадлежность к той или иной исламской подсистеме, к тому или иному направлению, той или иной секте. В каждом городе у каждого находились союзники и помощники среди единоверцев. |
