Начинается жизнь.
- Ты знал, что наша очередь?
- Пенико уже летал сегодня утром.
Если нас вызывают, значит, мы летим на задание - это ясно. Конец мая,
отступление, разгром. В жертву приносят экипажи, словно стаканом воды
пытаются затушить лесной пожар. Где уж думать о потерях, когда все идет
прахом. На всю Францию нас осталось пятьдесят экипажей дальней разведки.
Пятьдесят экипажей по три человека, из них двадцать три - в нашей авиагруппе
2/33. За три недели из двадцати трех экипажей мы потеряли семнадцать. Мы
растаяли, как свеча. Вчера я сказал лейтенанту Гавуалю:
- Разберемся после войны.
И лейтенант Гавуаль мне ответил:
- Уж не рассчитываете ли вы, господин капитан, остаться в живых?
Гавуаль не шутил. Мы прекрасно понимаем, что нет иного выхода, как бросить
нас в пекло, даже если это и бесполезно. Нас пятьдесят на всю Францию. На
наших плечах держится вся стратегия французской армии! Пылает огромный лес,
и есть несколько стаканов воды, которыми можно пожертвовать, чтобы затушить
пожар, - ясно, что ими пожертвуют.
И это правильно. Разве кто-нибудь жалуется? Разве мы не отвечаем
неизменно: "Слушаюсь, господин майор. Так точно, господин майор. Благодарю
вас, господин майор. Ясно, господин майор"? Но теперь, в последние месяцы
войны, над всем преобладает одно ощущение. Ощущение нелепости. Все трещит.
Все рушится. Все без исключения - даже смерть кажется нелепой. Она
бессмысленна в этой неразберихе...
Входим к майору Алиасу. (Он и поныне командует в Тунисе той же
авиагруппой 2/33.)
- Здравствуйте, Сент-Экс. Здравствуйте, Дютертр. Садитесь.
Мы садимся. Майор разворачивает карту и обращается к посыльному.
- Дайте сюда метеосводку.
Он постукивает карандашом по столу. Я смотрю на него. Он осунулся. Он
не спал ночь. Он мотался взад и вперед на машине в поисках ускользающего,
как призрак, штаба - штаба дивизии, штаба корпуса... Он пытался бороться со
складами снабжения, которые не обеспечивали его запасными частями. По дороге
он застревал в непроходимых заторах. Он организовал также нашу последнюю
передислокацию и размещение на новой базе - мы то и дело меняем аэродромы,
словно горемыки, преследуемые непреклонным судебным исполнителем. До сих пор
Алиасу всегда удавалось спасти свои самолеты, грузовики и десять тонн
военного имущества. Но мы понимаем: силы его на исходе, нервы уже не
выдерживают.
- Ну, так вот...
Он все стучит и стучит по столу, не глядя на нас.
- Дело очень скверное...
Он пожимает плечами.
- Скверное задание. Но в штабе настаивают... Упорно настаивают... Я
возражал, но они настаивают... Вот так-то.
Мы с Дютертром смотрим в окно - небо ясное. |