Я соблазн для слабых, гроза для грозных,

Сквозь меня течет мировой сквозняк,

Неуютный хлад, деструктивный воздух. Оттого скудеет день ото дня

Жизнь моя, клонясь к своему убытку.

Это мир подлатывает меня,

Но пока ещё на живую нитку. 08.03.96 ИЗ ЦИКЛА "СНЫ" Мне приснилась война мировая

Может, третья, а может, вторая,

Где уж там разобраться во сне,

В паутинном плетении бреда...

Помню только, что наша победа,

Но победа, не нужная мне. Серый город, чужая столица.

Победили, а все ещё длится

Безысходная скука войны.

Взгляд затравленный местного люда.

По домам не пускают покуда,

Но и здесь мы уже не нужны. Вяло тянутся дни до отправки.

Мы заходим в какие-то лавки

Враг разбит, что хочу, то беру.

Отыскал земляков помоложе,

Москвичей, из студенчества тоже.

Все они влюблены в медсестру. В ту, что с нами по городу бродит,

Всеми нами шутя верховодит,

Довоенные песни поет,

Шутит шутки, плетет оговорки,

Но пока никому из четверки

Предпочтения не отдает. Впрочем, я и не рвусь в кавалеры.

Дни весенние дымчато-серы,

Первой зеленью кроны сквозят.

Пью с четверкой, шучу с медсестрою,

Но особенных планов не строю

Все гадаю, когда же назад. Как ни ждал, а дождался внезапно.

Дан приказ, отправляемся завтра.

Ночь последняя, пьяная рать,

Нам в компании странно и тесно,

И любому подспудно известно

Нынче ей одного выбирать. Мы в каком-то разграбленном доме.

Все забрали солдатики, кроме

Книг и мебели - старой, хромой,

Да болтается рваная штора.

Все мы ждем, и всего разговора

Что теперь уже завтра домой. Мне уйти бы. Дурная забава.

У меня ни малейшего права

На нее, а они влюблены,

Я последним прибился к четверке,

Я и стар для подобной разборки,

Пусть себе! Но с другой стороны Позабытое в страшные годы

Чувство легкой игры и свободы,

Нараставшее день ото дня:

Почему - я теперь понимаю.

Чуть глаза на неё поднимаю

Ясно вижу: глядит на меня. Мигом рухнуло хрупкое братство.

На меня с неприязнью косятся:

Предпочтенье всегда на виду.

Переглядываясь и кивая,

Сигареты туша, допивая,

Произносят: "До завтра", "Пойду". О, какой бы мне жребий ни выпал

Взгляда женщины, сделавшей выбор,

Не забуду и в бездне любой.

Все, выходит, всерьез, - но напрасно:

Ночь последняя, завтра отправка,

Больше нам не видаться с тобой. Сколько горькой любви и печали

Разбудил я, пока мы стояли

На постое в чужой стороне!

Обреченная зелень побега.

Это снова победа, победа,

Но победа, не нужная мне. Я ли, выжженный, выживший, цепкий,

В это пламя подбрасывал щепки?

Что в замен я тебе отдаю?

Слишком долго я, видно, воюю.

Как мне вынести это живую,

Жадно-жаркую нежность твою? И когда ты заснешь на рассвете,

Буду долго глядеть я на эти

Стены, книги, деревья в окне,

Вспоминая о черных пожарах,

Что в каких-то грядущих кошмарах

Будут вечно мерещиться мне. А на утро пойдут эшелоны,

И поймаю я взгляд уязвленный

Оттесненного мною юнца,

Что не выгорел в пламени ада,

Что любил тебя больше, чем надо,

Так и будет любить до конца. И проснусь я в московской квартире,

В набухающем горечью мире,

С непонятным томленьем в груди,

В день весенний, расплывчато-серый,

С тайным чувством превышенной меры,

С новым чувством, что все позади И война, и любовь, и разлука.