– Гиму хитилой пир милисис!
Магическое бормотание его противника продолжает подниматься из пространства и материи. Фигура все еще висит над ущельем, черная на фоне проблесков неба и яркой зелени…
Акхеймион хватает Мимару за руку, словно удерживая ее от необдуманного порыва.
Дым расцветает из небытия, громоздится в центре каждой впадины. В течение нескольких ударов сердца пелена скрыла превосходящего мага.
Клирик просто стоит, как и прежде, обеими ногами упираясь в сверкающее русло ручья. Его смех странен, как карканье умирающих ворон, кричащих сквозь гром.
В течение нескольких мгновений никто не делает ничего, кроме как смотрит и дышит.
Капитан в одиночестве взбирается на гребень оврага и залезает на ствол длинного поваленного дерева, которое тянется через овраг, как рухнувшая храмовая колонна. Одинокий луч солнца освещает его и изодранные остатки его одежды. Свет играет вмятинами на его щите и доспехах.
– Вспороть наши тюки?! – рычит он в извилистые глубины леса. – Наши тюки?
Сарл принимается хихикать, достаточно громко, чтобы начать плеваться мокротой.
Лорд Косотер поворачивается и окидывает окружающую тьму сверхъестественно яростным взглядом.
– Я выколю тебе глаза! – ревет он. – Выпотрошу твое нутро! Выбью рвоту из твоих зубов!
Мимара оказывается на коленях рядом с Сутадрой – она сама не знает, как это получилось. Кианец свернулся калачиком на боку, и его шипящее дыхание перешло в хрюканье. Он прижимает израненные руки к щеке, по обе стороны от вонзившейся в нее стрелы.
Они с Сутадрой уже несколько недель живут бок о бок на тропе, но почти не обмениваются взглядами и не обменялись ни единым словом. Как такое могло случиться? Как могла эта жизнь, тающая рядом ней, быть всего лишь декорацией на один миг и… и…
– Пожалуйста… пожалуйста, – бормочет она. – Скажи мне, что делать…
Язычник-скальпер впивается в нее глазами – взглядом абсурдной настойчивости. Он что-то бормочет, но изо рта у него вместо слов выплескивается одна лишь кровь. Вся его козлиная бородка, которая со времен Кил-Ауджаса превратилась в густую бороду, перепачкана ею.
– Каменные Ведьмы, – слышит она объяснения Галиана Акхеймиону. – Разбойники. Скальперская артель, которая охотится сама по себе. Думаю, они увидели, что нас так мало, и решили, что мы – низко висящие фрукты. – Кривой смешок.
– Да, – говорит Поквас. – Волшебные фрукты.
Беспомощно протянув руки, Мимара смотрит на умирающего странника. «Зачем ты это делаешь? – кричит в ней что-то. – Он умирает. Ничего не поделаешь! Почему…»
Око Судии открывается.
– Но всех ли мы видели? – спрашивает старый волшебник.
– Все может быть, – отвечает Галиан. – Никто не знает, что они делают в зимние месяцы, куда уходят. Они могут быть в отчаянии.
И она узнает, что значит заглянуть в моральный итог человеческой жизни. Сутадра…
Сут, как называли его другие.
Вы можете легко сосчитать синяки на вашем сердце, но подсчитать грехи – гораздо более сложный вопрос. Люди вечно все забывают ради своей выгоды. Они оставляют это реальному миру, чтобы помнить, и Той Стороне, чтобы она призвала их к суровому ответу. «Сто небес, – как писал знаменитый Протат, – за тысячу адов».
Она видит все это: интуицию, скрытую в морщинистой архитектуре его кожи, косящие глаза, порезы на костяшках пальцев. Грех и искупление, написанные на языке сломанной жизни. Оплошности, лицемерие, ошибки, тысячи накопившихся эпизодов мелкой зависти и бесчисленных мелких эгоистических поступков. |