– Мама, кетгэ ален риенк...

Жена, присев возле спящей девчонки, легко и ласково гладила её по упрямым тёмным волосам. Малышка во сне бормотала, и слёзы стекали по её смуглым худощавым щёчкам, которые лишь чуть округлились после седьмицы усиленного питания. Да, как раз пять дней тому, на побережье Жемчужного залива, их застиг горячий южный ветер.

Valle вспомнил, как после обеда, ближе к вечеру, ветерок утих, оставив взамен удушливую жару, а на юге, с той стороны залива и находящегося за ним узкого пролива, на полнеба поднялась стена жёлтого марева. Горячий и беспощадный южный ураган, набрав разбег, гнал сюда своих раскалённых гонцов, вздымая из пустыни бесчётное количество песка. Страшно даже подумать, какую силу собрал ветер...

– Уходим! – стряхнув с себя ленивую беспечность и вскочив на ноги, прокричал он беззаботно плещущимся в море девчонкам. Изабелла оглянулась на него, не понимая, в чём дело и почему такая спешка. Но когда посмотрела в сторону невидимого за заливом Харада, глаза её от удивления округлились.

– Ну ничего себе!

Кито тоже заметила, с воплями «Самум! Самум!» выскочила из воды, как ошпаренная, и работа закипела. Лагерь свернули буквально в полквадранса, и как были, в весьма скупых купальных принадлежностях, которые всё‑таки надели по настоянию Изабеллы, ушли на тропу из уже качающейся под первыми ударами бури пальмовой рощи.

На этот раз переход был очень тяжёлым. Каждый шаг не то, чтобы давался с трудом... но вздымалась маленькая, невидимая глазу магическая буря. Малость встревоженному Valle даже пришлось спешиться и пойти пешком, ведя лошадей со всадницами в поводу. Оделся он уже здесь, в печальной и мрачной тиши не‑реальности, ибо после зноя южного пляжа тут показалось просто‑таки холодно. Лошади заметно нервничали – они ведь совсем не жалуют магию. И хотя последнее время волшебник как‑то приспособился, и смог ездить на них, сейчас он работал чуть ли не в полсилы, и животным это явно не нравилось. Здесь, на юге материка, горы и пустыни испокон веков занимали почти всё пространство, а лесов, в которых так легко было «входить» и «выходить», было удручающе мало.

Впрочем, ни Изабелла, ни Кито, которая оказалась отменной наездницей, особой озабоченности не проявляли. Они прямо на ходу развлекались недавно придуманной игрой, заключающейся в том, что Изабелла показывала на какой‑нибудь предмет, а потом, под задорное веселье Кито, пыталась выговорить непривычно гортанное стигийское название. Сама же Кито усваивала общий имперский язык с пугающей лёгкостью; правда, безжалостно лепя в кучу согласные звуки.

– Анирак! – улыбаясь, повторила Изабелла, вертя в руках малышкину юбку.

Кито чуть не согнулась пополам от смеха, и в восторге заколотила босыми пятками по бокам баронетова коня, на котором ехала в гордом одиночестве среди тюков с пожитками.

– Ан‑эир‑ак! – по слогам выговорила она, захлёбываясь от счастья, – Этто не есть анирра!

И тут же, заливисто хохоча, указала себе пальцем пониже спины. Valle, до которого тоже дошёл комизм ситуации, ухмыльнулся, выбирая новое направление, и снова повёл отряд вперёд. Через два квадранса настолько ужасных дебрей вперемешку с сырыми каменистыми россыпями, что изумился даже он сам, они наконец‑то вышли в тени оливковой рощи, и качающаяся в седле Изабелла, насмеявшаяся до того, что уже болели щёки, услышала, как он проворчал.