— Она тебя приняла за бога, — поправил Ах-Мис.

— Не стоит нам стоять здесь — может быть, разозленный аллигатор снова вылезет из воды, — сказал Хун-Ахау. — Уйдем из этого страшного места. Очевидно, здесь поблизости есть селение. Мы уже давно покинули пределы Тикальского царства, и теперь нам больше нечего бояться. Девушка, конечно, убежала домой. Пойдем, разыщем это селение и будем просить разрешения поселиться в нем.

— Пойдем, Хун-Ахау, — согласился верный Ах-Мис.

Юноши стали медленно пробираться по зарослям, стараясь найти след убежавшей. Так, в молчании, они шли около часа, когда вдруг чей-то мужской голос произнес впереди них:

— Стой! Что вы за люди?

Хун-Ахау вытянул руки ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия, и сказал, стараясь говорить спокойно:

— Мы мирные странники, идем издалека и не хотим никому ничего плохого! Покажи нам свое лицо!

Из кустарника не спеша выступили старик и два юноши. В руках одного был топор, другой нес на плече грубо сделанное копье. Краем глаза Хун-Ахау увидел, что за ним и Ах-Мисом выросло еще три фигуры. Итак, за ними следили и по всем правилам взяли в клещи. Очевидно, девушка успела поднять тревогу — значит, селение недалеко!

Несколько секунд прошло в молчании; встретившиеся внимательно изучали друг друга. Наконец старик нарушил тишину вопросом:

— Откуда вы идете?

— Мы идем из Тикаля, почтенный старец, — ответил Хун-Ахау. — Но скажи нам твое имя и где мы находимся. Мы давно потеряли дорогу!

На лице старика отразилось недоумение.

— Из Тикаля? — медленно повторил он. — Но Тикаль очень далеко отсюда. Ведь эта река, — он показал на поблескивавшую среди листвы воду, — наша кормилица Мотагуа, и вы находитесь в пределах царства Киригуа*. Да, вы очень далеко зашли от вашего великого города! Ну, что же, пойдемте к батабу нашего селения и там поведаете ему все, что случилось с вами. Маник и Чикчан, идите вперед и показывайте дорогу!

Стоявшие рядом с ним юноши повернулись и молча пошли вперед. Старик шел рядом с Хун-Ахау. Сзади них плелся Ах-Мис, окруженный тремя юношами, с любопытством поглядывавшими на него; однако говорить с чужестранцем без разрешения старика они явно не решались. Зато сам старик неожиданно оказался говорливым.

— Меня зовут На-Цин, — рассказывал он внимательно слушавшему Хун-Ахау, — а это — мои сыновья! — Он махнул рукой сперва вперед, затем назад. — Маник, Чикчан, Ламат, Эсанаб и Чуэн, у меня их пятеро. А вот дочки у меня нет, а мне так хотелось иметь дочку! Счастлив мой сосед Ах-Хоб, видно, Иш-Чебель-Йаш благосклонно относится к нему, раз дала ему такую дочку, как Иш-Кусам…*

На мгновение имя Иш-Чебель-Йаш отдалось в сердце Хун-Ахау глухой болью; залитая лунным светом вершина пирамиды и лицо Эк-Лоль с чуть грустной улыбкой на губах… А внизу ожидающие их Цуль и маленькая Иш-Кук… Как давно это было, и как далек отсюда Тикаль! Забыть! Забыть! Что это говорит идущий рядом с ним старик?

— Ведь она-то и обнаружила вас, — продолжал На-Цин, — когда собирала ягоды в лесу. Вы были около купальни бога грома…

— А что это за купальня? — поинтересовался юноша. — В Тикале я никогда не слышал о таких купальнях.

На-Цин горделиво поднял голову.

— Поистине несправедливость царит в мире! И Тикаль еще называют оком и главой вселенной, а там, оказывается, нет даже купальни для божеств! Вы, тикальцы, очень самоуверенны и считаете себя лучшими людьми мира. А купальни у вас нет! Отсюда и идут ваши несчастья, о юноша, я еще не знаю твоего имени.