— На этот раз я победил бы тебя, — сообщил он Траванкору.
Тот загадочно улыбнулся:
— Может быть.
Арилье подбоченился.
— Ну как ты можешь не видеть, что я — самый сильный, самый ловкий, самый смелый среди нас!
Он весело смеялся, его зубы блестели, в глазах прыгали огоньки. Жаль, Рукмини не видит, как хорош.
Траванкор не выдержал, засмеялся.
— Меня-то ты, положим, еще ни разу не победил.
— Не хочу лишать тебя надежды, — заявил Арилье, хлопая друга по плечу. — Но рано или поздно нам придется схлестнуться с врагом. Аурангзеб ни за что не оставит Патампур в покое. Будет бить в наши ворота, пока мы не сдадимся или пока он не умрет сам. Учитель говорит, что решающая битва не за горами. Вот тогда-то все вы убедитесь в том, что я был прав. Я — лучший.
— Да поможет тебе Дурга, неожиданно серьезным тоном произнес Траванкор.
Он встретился с другом глазами, и тот опустил ресницы. Искренность Траванкора вдруг смутила Арилье. Что тот имел в виду? Может быть, Шлока открыл ему нечто из будущего? Нечто такое, что до поры остается сокрытым для прочих учеников? Или же это простая самонадеянность?
Однако не дразнить Траванкора — выше сил Арилье, и он опять засмеялся:
— Ты настоящий друг, Траванкор, да только я ничего не могу с собой поделать! Хочу быть первым, и все тут! И уж не обессудь: в игре ли, в бою — нигде не уступлю тебе. И лучше тебе смириться с поражением заранее.
Траванкор обнял его и, спустя миг, оттолкнул.
— Я предпочту принять поражение от дружеской руки, Арилье. Во всяком случае, ты меня не искалечишь так, чтобы потом я не смог взять меч в руки!
— Ну, не знаю, не знаю… — веселился Арилье.
— На празднике будут состязания, вот и поглядим, кто лучший, — миролюбиво проговорил Траванкор.
— В таком случае, да поможет тебе Дурга в самой свирепой ее ипостаси, — смеясь, заключил Арилье.
Друзья разволновались бы еще больше, если бы знали, что Гаури и Рукмини тоже приглашены на праздник. На этом настоял Шлока, да и Конан поддержал его:
— Мужчины сражаются лучше, когда на них смотрят женщины.
Варвар произнес это таким важным тоном, что Шлока расхохотался.
— Глядя на тебя, киммериец, не скажешь, будто ты придаешь этому какое-то значение.
— Может быть, и не придаю, — не стал отпираться Конан. — Но понимаю, что другие могут быть не похожими на меня. Да, да, не делай удивленное лицо, Шлока! Варвары ничем не отличаются от цивилизованных людей. Разве что лучше разбираются в человеческой природе…
Шлока хохотал, забыв о своем положении учителя, многочтимого человека, непререкаемого авторитета. У Конана искры веселья прыгали в синих глазах, однако киммериец крепился — он даже не улыбнулся.
— Между прочим, — добавил Конан, — в юности мне доводилось выступать гладиатором. Я пользовался большим успехом среди женщин. И если уж знал, что какая-нибудь милашка придет поглазеть, как я разделаюсь с очередным куском тренированного мяса… Под «куском мяса» я разумею своих противников… — добавил киммериец, ухмыляясь весьма неприятно. — Да, так вот, женщины всегда меня вдохновляли. Так уж устроен человек. Вдохновляют его женщины.
Многозначительность, с которой прозвучала последняя фраза, наконец возымела «роковое» действие.
Конан засмеялся.
— Разумеется, ты прав, киммериец, — сказал Шлока, вытирая глаза. — Поэтому-то девушки и придут. Правда, есть у меня кое-какое подозрение…
Конан разом насторожился:
— Что еще?
— Легкие увлечения, веселые приключения, милые подруги — все это прелестно, — сказал Шлока. |