Рукмини ехала по старой караванной тропе, почти скрытой в густой траве плоскогорья. Камышовые заросли расстилались перед ней, стебли гнулись на утреннем ветерке, словооохотли-во рассказывали о каких-то бесполезных для человека тайнах.

С досадой оглядываясь на брата, Рукмини все погоняла коня.

Наконец девушка поняла, что Ратарах не отстанет. Бесполезно продолжать эту скачку. Они оба только вымотаются раньше времени и устанут, а какая польза защитникам крепости от двух уставших воинов? Лучше остановиться и поговорить с ним по душам.

— Зачем ты поехал за мной? — Рукмини придержала коня, позволив брату наконец оказаться рядом.

Ратарах побледнел, посерел от усталости. Глаза ввалились, губы пересохли. Но держался хорошо, и голос не подрагивал, когда он заговорил:

— Траванкор мне приказал быть рядом с тобой. Всегда.

Ай да младший братишка! Но ничего, она поставит его на место. Траванкор ему приказал! Скоро Траванкор и ей приказывать начнет!

— Здесь ты будешь слушать меня, — перебила Рукмини, — а я тебе велю оставаться в убежище, с остальными. Защищай их, понял? Помогай Гаури.

Ратарах пригнул голову, как молодой барашек, готовый бодаться. Глянул исподлобья.

— Я не отпущу тебя одну, — заупрямился он. — Траванкор мне приказал, и я будут рядом.

— Ну и глупо. — Рукмини пожала плечами и вдруг обаятельно улыбнулась. Прежде Ратарах никогда не мог устоять перед этой улыбкой. Всегда таял и подчинялся… не всегда даже понимая, что сестра просто играет им. — Ратарах, прошу тебя, отпусти меня в крепость! Женщины, старики, дети — все в безопасности, в пещерах. Поезжай с ними, а я поеду своей дорогой… Я хочу участвовать в защите Патампура. Я должна, понимаешь ты? Ну Ратарах, пожалуйста!

Видать, и вправду повзрослел младший брат. Насупился, на сестру не глядит. Твердо решил держаться прежнего решения.

Сердито стегнув коня, Рукмини направилась в камышовые заросли. Ратарах, как привязанный, двинулся за нею следом.

И вдруг споткнулись кони. Оба всадника ничего еще не успели понять, как уже лежали па земле, и камыши шумели над их головами. «Веревка, — запоздало сообразил Ратарах. — Над землей здесь натянули веревку… Ловушка!»

Ни он, ни Рукмини даже не вскрикнули. И те, кто набросился на упавших всадников, тоже действовали молча, в полной тишине. Один хищник., нападая, рычит, устрашает, бьет себя хвостом по ребрам, показывает клыки и только после этого взлетает в смертоносном прыжке. Другой берет добычу в безмолвии, не похваляясь и не считая нужным напугать. Уверенный в себе, сразу хватает за горло и стискивает челюсти.

Так нападал на своих врагов Шраддха.

Враги повалили Ратараха на землю, придавили парня, набросили на него волосяной аркан. Рукмини, более сильной и верткой, удалось выскользнуть. В руке у нее блеснул нож.

Только тогда воины нарушили молчание. Стали смеяться, насмехаясь над решительной девушкой. Рассчитывали таким образом вывести ее из себя, чтобы она разозлилась, стала бить мимо цели. Не на такую напали — ее насмешками не проймешь, она и сама горазда над воином посмеяться. Во время тренировок Шлока сам учил ребят издеваться друг над другом, чтобы приучить их к безразличию. «Слово не убивает, если вы не дадите на то своего согласия, — повторял учитель. — Убивает меч. Не позволяйте злому слову проникать в ваше сознание и ослаблять вашу руку. Насмешка врага — его союзник, поселившийся в ваших мыслях».

— Эй, красавица! — кричал один из воинов. — Не желаешь ли отведать моего жала?

Он сделал намекающий жест.