Я умею перекусывать незаметно для тебя. Как именно – скоро объясню.
– Если успеешь, – предупредил Олаф. – Может быть, я и не вернусь обратно, но если ты окажешься передо мной – посмотрим, кто ударит быстрее.
– Ты передумаешь, – пообещал лжебог. – Нелюбопытный Олаф… Все бы тебе убивать да мучать. Как ты думаешь, что сейчас делают твои друзья?
– Что ты о них знаешь? – встрепенулся сотник.
– Ничего. Просто спросил: как ты думаешь? Им еще, наверное, далеко идти до Хажа, – Фольш захихикал. – Муха не подгорит? Ты и питаешься, как паук. Странно еще, что поджариваешь мясо… Почему бы тебе не научиться разжижать плоть и всасывать ее? Как аппетитно! Чмок-чмок!
Олаф только покачал головой, отворачиваясь. Иногда этот сумасшедший Фольш вел себя точно невоспитанный ребенок. Странный, очень странный человек… Конечно, человек, боги такими не бывают.
– Откуда ты знаешь, какими бывают боги? – возмутился этой мысли Фольш.
– Все знают, какими они не бывают, – пояснил Олаф, взявшись в ожидании наполнения «колодца» перевернуть сочащуюся кипящей голубой кровью муху. – Люди верят в разное. В паука Чернотела, который стоит над миром, а звезды – его глаза, в Солнце-Владыку, в духов… Некоторые – тайком – верят в предков, улетевших до этой твоей Катастрофы, верят в их возвращение. Смертоносцы не одобряют этого, но и не преследуют таких людей. Агни, кажется, был из них. Все веры равно глупы, но вера в Фольша и Последнюю Битву – просто мерзка.
– Почему же?
– Потому что только она призывает к предательству, к убийству друзей. Не только пауков, но и несогласных двуногих. Но Фольш, будь он богом, никогда не стал бы так заботиться о своем враге.
– Ты имеешь в виду себя? – уточнил лжебог. – А не боишься, что я обижусь? Тогда не стану охранять твой сон. Пусть придут скорпионы и обгложут твои кости!
– Не думаю, что ты способен на такое, уж очень хочешь, чтобы я навестил твой дом в горах, – сотник изо всех сил подавил маленькую, но очень испуганную мысль. – Зачем я так тебе нужен?
Фольш ответил не сразу. Сперва странный человек присел у костра, даже протянул к пламени руки, будто замерз.
– Видишь ли… Я надеюсь тебя склонить на свою сторону. Разве это непонятно?
– Понятно, – милостиво кивнул Олаф, начиная трапезу. – Но почему именно меня? Подкинул бы свой шарик другому.
– Потому что… – Фольш остановился на полуслове, глядя в огонь. – Знаешь, Олаф, лично я бы с удовольствием тебя убил. Смешно, но это действительно так. Без особой ненависти, но убил бы. Просто помня о тех, что кричали «Фольшу слава, врагам тьма!» и которых ты так умело мучал. Да, я убил бы тебя. Сжег вот на этом костре.
– Но не можешь, – отметил для себя самое важное сотник.
– Могу, – нахмурился Фольш. – Теперь – могу. Я всего лишь выполняю просьбу, глупую просьбу… А может быть, и не глупую. Хватит об этом.
И он исчез. Только что сидел, нахохленный, сердитый, и вот его нет. Это произошло беззвучно, мгновенно. Рука Олафа дрогнула, мясо едва не соскользнуло с палочки в огонь. Сотник выругался, заставил себя успокоиться. И все же стало одиноко. Вокруг бродили хищники, он чувствовал их. Разве можно лечь и уснуть?
– Нужно, – сказал Олаф сам себе. – Фольш ведь все равно здесь, рядом. Верно, бог? Скажи!
Никто не ответил. В молчании чивиец закончил ужин, напился воды. Подумав, подбросил в костер еще хвороста. До утра все равно не хватит, да и не каждого хищника отпугнет огонь, и все же так спокойнее. |