Чтобы поскорее покончить с неопределённостью, можно было мигом «проскочить» во двор и выяснить всё разом. Но делать это днём, когда на улицах полно народа, и привлекать к себе лишнее внимание совершенно ни к чему. Поэтому помедлив ещё немного, Карсидар несколько раз стукнул кулаком в калитку. Собаки было залаяли, но тут же замолчали, видимо, признав хозяина. Хлопнуло окошко, и мамка спросила:

    -  Кто там?

    -  Я.

    Тогда тихий старческий голос сменился восторженным криком:

    -  Давидушка! Давидушка вернулся!!! Милка, рыбонько моя!..

    Обманчивая тишина разом взорвалась хором радостных голосов. Через бесконечно долгую минуту он очутился во дворе. Милка моментально повисла у него на шее, в то время как слуги вводили в ворота кобылу. А на крыльце появилась сгорбленная мамка, державшая за руку кудрявого малыша. Старуха отпустила крохотную ручонку, и малыш побежал вперёд.

    -  Уже ходит! - обрадовался Карсидар.

    -  Скоро четыре недели как пошёл, сказала Милка, счастливо улыбаясь сквозь слёзы.

    -  Там же ступени! - испугался вдруг Карсидар и не разжимая рук жены, сплетенных вокруг его шеи, пошёл к крыльцу. А малыш, точно поняв тревогу отца, остановился около первой ступеньки, развернулся, упёрся ручонками в крыльцо, осторожно опустил вниз одну, затем другую ножку, сполз ещё на одну ступеньку, ещё…

    -  Вот какой он у нас смышлёненький, а ты боишься, - ласково сказала Милка.

    Карсидар не мог налюбоваться на старательного малыша, но что-то холодное и скользкое уже шевелилось в душе. Эти были Милкины слова: «А ты боишься». Карсидар действительно боялся. Переживал и за её судьбу, и за Андрейкину. За сына даже больше. И он по-прежнему чуял опасность, которая притаилась рядом. Но слава Богу, хоть дома всё хорошо… пока хорошо.

    -  Это твой татонька приехал, - громко сказала Милка малышу.

    А Андрейка уже преодолел огромное расстояние от нижней ступени крыльца до середины двора и повизгивая лопотал:

    -  Тата, тата…

    -  Узнал! - обрадовалась Милка.

    Но эйфория Карсидара уже рассеялась, как утренний туман. Он не забыл, почему так быстро примчался в Киев. И вновь почувствовал громадную усталость, и вновь им завладели волнения предшествующих дней. О великой беде, о последних новостях, взбудораживших Киев, принялись наперебой твердить и Милка с мамкой. Тем временем слуги отвели Желму на конюшню и бросились в дом.

    -  И я пойду, надо на стол накрывать, - спохватилась старуха.

    Тогда Карсидар наклонился, поднял сына на руки, обнял и неловко чмокнул в пухлую щёчку. Андрейка тут же запустил ручонки в его бороду и звонко рассмеялся, но Карсидар передал сыночка жене и как-то виновато произнёс:

    -  Мне ещё к государю нужно съездить. Ко Льву Даниловичу.

    Милка как-то удивлённо осмотрела опустевшее подворье и задумчиво произнесла:

    -  А ты как… ты что же, один приехал, Давидушка? Ведь не слыхать было в городе, что войско возвернулось.

    -  Да.