— Мы тщательно обыскали всю комнату, — заверил Ордаз. — Если бы там было какое-нибудь оборудование для скрытого наблюдения, мы бы его нашли.

— Его могли унести.

Ордаз пожал плечами.

Я вспоминал о скрытых камерах в комплексе «Моника», кто-нибудь должен был физически войти в комнату, чтобы вынести из нее аппаратуру для подсматривания.

Номер, в котором нашли тело Оуэна, был внутренним. Туда не проникнуть даже внешним сканирующим лучом.

— Есть одна вещь, которую вы упустили, — через некоторое время сказал я.

— Что же это?

— Моя фамилия, найденная в документах Оуэна в качестве фамилии ближайшего родственника. Этим он посмертно хотел привлечь мое внимание к себе в связи с тем, над чем я уже работал, то есть к банде Лорена.

— Это возможно.

— Но ведь нельзя одновременно считать и так, и этак, как это делаете сейчас вы!

Ордаз опустил вилку.

— Я могу сделать оба эти допущения, мистер Гамильтон. Но боюсь, что вам это не понравится.

— Разумеется, не понравится.

— Тогда давайте введем ваше предположение в систему ранее рассмотренных возможностей. С мистером Дженнисоном связался один из агентов Лорена, органлеггера, который вынашивал планы продажи белтерам трансплантируемых органов. Мистер Дженнисон принял его предложение. Он не устоял перед искушением легко и быстро разбогатеть.

Месяцем позже что-то заставило его осознать, насколько ужасную вещь он совершил. И он принял решение уйти из жизни. Зашел к торговцу исступленными наслаждениями и позволил имплантировать себе в череп электроды. Позже, прежде, чем включить дроуд в сеть, он сделал попытку искупить совершенные им преступления. Он записал вас в качестве своего ближайшего родственника, чтобы намекнуть вам на то, что произошло, и помочь в дальнейшей борьбе с Лореном.

Ордаз вопросительно поглядел на меня.

— Я вижу, что вы никогда с этим не согласитесь. Ну что ж, тут я ничего не могу поделать. Я вправе рассматривать только прямые улики.

— Я тоже. Но я очень хорошо знал Оуэна. Он никогда и ни за что не стал бы работать на органлеггера, и никогда не покончил бы жизнь самоубийством, но если б даже и решился на это, то никогда не совершил бы его подобным образом.

Ордаз ничего на это не ответил.

— А отпечатки пальцев?

— В его номере? Никаких.

— Никаких других, кроме Оуэна?

— Только его отпечатки были обнаружены на креслах и примыкающих к ним журнальных столиках. Будь трижды проклят тот человек, который изобрел робота-уборщика. Все ровные поверхности в этом номере 1809 были вычищены ровно сорок четыре раза в течение срока его найма мистером Дженнисоном.

— Ордаз снова налег на заказанное им сильно перченное тушеное мясо.

— Тогда попытайтесь сделать вот что. Предположим на мгновение, что я прав. Предположим, что Оуэн хотел изобличить Лорена, а Лорен об этом догадался. Оуэн прекрасно понимал, насколько небезопасна его затея. Он не хотел, чтобы я был в это впутан прежде, чем у него в руках не окажется достаточно веский материал против Лорена. Но он мог и оставить мне кое-что, так, на всякий случай. Например, что-нибудь в одной из ячеек камеры хранения, в каком-нибудь из аэровокзалов или космопортов. Конечно, не на свое имя и не на мое. Потому что известно, что я сотрудник РУКА. Но…

— На какое-то имя, которое известно только вам обоим?

— Верно. Хотя бы на имя Хомера Чандрасекхара. Или — вот оно! Оуэн счел бы это имя наиболее подходящим. На имя Кубса Форсайта. Ибо Кубе покойник.

— Мы проверим это. Только вы должны еще понять, что это ничего не докажет в вашем деле.