Изменить размер шрифта - +
 — Значит, все мои нынешние идеи невыполнимы. Идеи, достойные Мастона! Кстати, я уверен, что если мы не вернёмся на Землю, то Мастон непременно навестит нас на Луне!

— Не сомневаюсь в этом, — горячо подтвердил Барбикен. — Он верный и смелый товарищ. Да к тому же это и не так уж трудно! Колумбиада прочно врыта в землю Флориды! Хлопка и азотной кислоты для пироксилина хватит! Луна снова пересечёт зенит Флориды! Через восемнадцать лет она будет в точности в той же самой точке, что и сейчас.

— Ну ещё бы, — вторил Мишель, — Мастон, конечно, навестит нас, а с ним и наши друзья: Эльфистон, Бломсбери, все члены «Пушечного клуба»… Ну и устроим же мы им приём! А там, глядишь, между Луной и Землёй установятся уже регулярные рейсы поездов и снарядов! Ура Мастону!

Если уважаемый Мастон и не был в состоянии расслышать эти «ура», выкрикиваемые в его честь, то в ушах у него звенело наверняка. Что же поделывал он в это время? Стоял, бедняга, на своём наблюдательном посту в Скалистых горах, на астрономической станции Лонгспика, и старался разыскать в беспредельном пространстве снаряд колумбиады. Если он думал в эту минуту о своих дорогих друзьях, то надо сказать, что и они не оставались в долгу, и под влиянием какого-то странного возбуждения все их лучшие мысли и чувства были связаны с ним.

Чем же, однако, объяснялось это усиливавшееся с каждой минутой возбуждение пассажиров снаряда? Лица их раскраснелись, точно они сидели перед раскалённой печью; дыхание сделалось бурным; легкие работали как кузнечные мехи; глаза горели, голоса звучали оглушительно громко; каждое слово вылетало из их уст как пробка из бутылки шампанского. Их жесты стали беспокойными, им не хватало места, чтобы развернуться, и, что всего удивительнее, они даже не замечали своего странного нервного возбуждения. Однако они были трезвы, это не подлежало никакому сомнению. Следовало ли приписать это странное мозговое возбуждение необычайной обстановке, близости ночного светила, от которого их отделяло всего несколько часов пути, или таинственному влиянию Луны на их нервную систему?

— А теперь, — резко произнёс Николь, — раз не известно, возвратимся ли мы с Луны, я хочу знать, что мы станем на ней делать.

— Что мы станем делать? — воскликнул Барбикен, грозно топая ногой, словно он находился в фехтовальном зале. — Я этого и знать не хочу!

— Ах, ты не знаешь? — взревел Мишель, и его крик вызвал громкое эхо в снаряде.

— Нисколько об этом не забочусь! — в унисон ему кричал Барбикен.

— А я знаю! — воскликнул Мишель.

— Ну и скажи! — завопил Николь, который тоже не в состоянии был сдерживать раскаты своего голоса.

— Захочу — скажу! — ответил Мишель, резко хватая товарища за руку.

— Говори сию минуту, — гремел Барбикен, сверкая глазами и грозя кулаком. — Ты увлёк нас в это безумное путешествие, и мы желаем, наконец, знать зачем!

— Да, — заорал Николь, — если я не знаю, куда иду, то хочу знать, зачем я иду!

— Зачем! — вскричал Мишель, подпрыгивая на целый метр. — Ты хочешь знать зачем? Затем, чтобы именем Соединённых Штатов завладеть Луной! Чтобы присоединить к Союзу сороковой штат! Чтобы колонизовать Луну, обработать её, заселить, насадить там все чудеса науки, искусства и техники! Чтобы цивилизовать селенитов, если они только уже не цивилизованнее нас, и, наконец, провозгласить у них республику, если они ещё не догадались сделать это сами!

— Да существуют ли ещё на Луне эти селениты? — зарычал Николь, которым под влиянием непонятного опьянения словно овладел дух противоречия.

Быстрый переход