И, наклонившись к кислородному аппарату, он убедился, что из крана бьёт струя этого бесцветного газа, не имеющего ни вкуса, ни запаха. Без него немыслима жизнь, но избыток его в чистом виде может привести в полное расстройство человеческий организм. Беспечный Мишель по рассеянности оставил кран аппарата открытым!
Николь поспешил прекратить истечение кислорода, которым был настолько насыщен воздух в снаряде, что пассажиры могли в конце концов умереть, если не задохнувшись, то заживо сгорев.
Через час воздух очистился и вернул лёгким способность работать нормально. Мало-помалу три друга очнулись от опьянения. Но ещё долго, как пьяницы после выпивки, они не могли стряхнуть с себя похмелье.
Мишель ничуть не смутился, узнав, что он один повинен во всём случившемся. Что за беда? Эта неожиданная оргия нарушила однообразие путешествия: под её влиянием друзья наговорили кучу глупостей, но всё это было забыто так же быстро, как и высказано.
— Ну что ж, — весело сказал француз, — право, я нисколько не раскаиваюсь, что отведал этого хмельного газа. По-моему, друзья мои, очень забавно было бы открыть заведение с кислородными кабинами, где люди с ослабевшим организмом могли бы хоть несколько часов пожить более активной жизнью. Представьте себе, например, какое-нибудь собрание, где воздух был бы насыщен этим возбуждающим газом, или, положим, театр, куда администрация впускала бы его в увеличенных дозах: какой темперамент обнаружили бы актёры и зрители, сколько было бы огня, сколько восторгов! А если бы можно было подпоить кислородом не собрание, а целую нацию! Как закипела бы её жизнь! Нацию истощённую можно было бы превратить в великую и могучую! Я думаю, что для поправления здоровья многие государства нашей старушки Европы не мешало бы подвергнуть подобному кислородному лечению!
Мишель рассуждал с такой горячностью, словно кран кислородного аппарата был всё ещё отвёрнут. Неожиданное замечание Барбикена умерило его восторг.
— Всё это прекрасно, милый Мишель, — сказал он, — но не объяснишь ли ты нам, откуда взялись куры, принявшие столь деятельное участие в нашем концерте?
— Куры?
— Ну да.
В самом деле, полдюжины кур во главе с красавцем петухом, подпрыгивая и кудахча, бродили по снаряду.
— Эх, негодницы! — воскликнул Мишель. — Это кислород произвёл такой переполох.
— Что ты хочешь с ними делать? — спросил Барбикен.
— Разводить их на Луне, чёрт возьми!
— Зачем же ты их прятал?
— Сюрприз, уважаемый председатель, неудавшийся сюрприз! Я хотел, не говоря ни слова, выпустить их на Луне. Воображаю ваше изумление, когда вы увидели бы, как эти земные пернатые преспокойно пасутся на лунных полях!
— Ах, озорник, ах, мальчишка! — воскликнул Барбикен. — Чтобы вскружить тебе голову, не нужно никакого кислорода; ты вечно в таком состоянии, которое мы пережили, нанюхавшись газа. Ты всегда как безумный.
— А кто знает, не были ли мы именно тогда умнее всего? — спросил Мишель.
После этого философского изречения друзья принялись наводить порядок в своём вагоне. Куры и петух были водворены в клетку. Но тут Барбикен и его товарищи заметили новое поразительное явление.
С той самой минуты, как они стали удаляться от Земли, их собственный вес, вес ядра и всех предметов, находившихся в нём, постепенно уменьшался.
Если они и не могли обнаружить уменьшения веса снаряда, то в конце концов должна была наступить минута, когда это странное явление они заметили бы на самих себе, на приборах и предметах, которыми они пользовались.
Обычные весы, конечно, не могли бы обнаружить этого уменьшения тяжести, потому что гири, при помощи которых взвешивается всякий предмет, потеряли бы такую же долю веса, что и самый предмет. |